Севастопольский бронепоезд - [56]

— Я вот лежу сейчас, в палате такая тишина, а у меня перед глазами окопы, война, товарищи мои. И в ушах все время стоит грохот, и пулемет трещит, и мины шуршат. И снится каждую ночь бой.

Корреспондент пишет и пишет, видимо, ему очень хочется, чтобы многие люди знали, о чем думает эта севастопольская героиня, что помогает ей воевать.

— Как вы смогли такое вынести?

Нина опять улыбается:

— С виду я маленькая, слабая, но я вам скажу правду — у меня ни разу не дрогнула рука…

Медсестра нам кивает: неудобно, мол, посмотрели и довольно. Мы уходим с какой-то необыкновенной легкостью в сердце, до глубины души взволнованные увиденным. Мы еще больше уверовали в то, что Севастополь никогда не станет на колени ни перед какими пришельцами. Разве можно победить таких людей!

Когда мы вернулись к бронепоезду, железнодорожный взвод под руководством Павла Андреева уже восстановил большой участок пути.

Ночью Железняков» приблизился к Камышловскому мосту.

Машинисты так вели состав, что не было заметно ни одной искры с паровозов, не слышно ни стука колес, ни лязга буферов.

Данилич навел свое орудие на будку за мостом. Фашисты пустили было в ход пулеметы, но выстрелила наша носовая пушка, и от будки остались одни щепки.

И началось такое, что и описать трудно. Загрохотали все орудия «Железнякова». Цели, которые засекла наша разведка, уничтожались одна за другой. Как только поражали одну, мгновенно переносили огонь на другую, смешивая все с землей и снегом.

Фашистские батареи открыли ответный огонь, но быстро замолчали — бронепоезд накрыл их своими снарядами. После этого, не дожидаясь, пока немцы пустят в ход тяжелую артиллерию, «Железняков» отошел к Шавровой выемке. Здесь мы выпустили еще сотню снарядов и направились в Цыганский тоннель.

Поезд мчался на полном ходу. И вдруг машинисты [166] заметили впереди какой-то мерцающий огонек. Сообщили командиру. Что это? Может быть, вражеский корректировщик подает своей артиллерии сигнал о приближении бронепоезда?

Хотели обстрелять подозрительный огонек, но комиссар сказал:

— Надо разобраться.

Поезд сбавил ход. Головенко с пятью бойцами сошел на насыпь. К ним бежали морские пехотинцы. Оказывается, час назад они случайно заметили, что вражеским снарядом повредило путь. Понимая, чем это грозит бронепоезду, пехотинцы решили дежурить у разрушенного пути, чтобы вовремя предупредить железняковцев об опасности. Командир бронепоезда и весь экипаж от души поблагодарили боевых друзей за выручку.

Только потом, гораздо позднее, мы узнали, что пехотинцы неспроста каждый раз «случайно» оказывались у железнодорожного полотна. Беспокоясь о нас, полковник Потапов специально выделял людей следить за исправностью линии, контролировать участки пути.

В дальнейшем мы ставили на пути своих обходчиков.

Глава XX. Боевые друзья железняковцев

Петля блокады все туже затягивалась вокруг города. Особенно остро ощущался недостаток продовольствия. Пайки были урезаны до предела.

Моряки потуже подтянули свои широкие флотские ремни и стойко переносили лишения. Но вместе с нами в тоннелях, где мы сосредоточили все свои тыловые службы, укрылись от непрерывных бомбежек сотни женщин, стариков и детей. У них не было никаких запасов, и они голодали.

Собираю комсомольцев — членов бюро, актив.

— Что будем делать, товарищи? Матросы не могут равнодушно смотреть, как голодают дети…

— Помните, как отчисляли хлеб голодающим кронштадтские матросы? — обращаясь к товарищам, [167] спросил командир отделения пулеметчиков Сергей Асеев. — Мы тоже должны поделиться…

Это предложение было принято без возражений. Члены бюро решили побеседовать со всеми моряками экипажа. Как сейчас помню разговор с комендорами на первой бронеплощадке.

— Комсомольцы решили часть пайка отдавать гражданскому населению, — сообщил я. — Видите, сколько детей в тоннеле…

— Ты нас не агитируй, старшина, — оборвал меня командир орудия Василий Терещенко.

Я растерялся и уже хотел ответить ему как следует, по-флотски, но меня вовремя одернул один из братьев Лутченко:

— Мы, товарищ старшина, уже сагитированные. Василий первый стал отдавать ребятишкам свою пайку хлеба. Он потому и злой такой, что с самого утра одним чаем живет…

Я почувствовал, как горячая волна крови прилила к моему лицу, и шагнул к Василию:

— Прости, друг, что плохо о тебе подумал… Василий улыбнулся:

— Я на твоем месте еще бы не так разъярился, — ответил он мне. — Разве полезет кусок в горло, когда кругом столько голодных ребятишек. Им расти нужно. А Лутченко ты не верь: кроме чая, мне удалось еще кое-чего перекусить, так что до победы дотяну как-нибудь…

С этого дня гражданское население перешло на флотское довольствие.

Страдания женщин, стариков и детей еще больше ожесточали наши сердца ненавистью к гитлеровским захватчикам.

Более всего потрясла нас судьба одной семьи, которую мы нашли в дюкере близ Цыганского тоннеля. В этой цементной трубе было оборудовано примитивное жилище. Когда матросы вошли туда, сначала ничего не могли разглядеть, только услышали чей-то робкий разговор. Осветили трубу фонарем и остановились пораженные. На узенькой койке, застеленной изодранными в клочья одеялами, лежали больная, исхудавшая женщина и изможденный плачущий мальчик лет пяти. Другой, постарше, стоял возле постели.