Севастополь в огне. Корабль и крест - [70]

Джо вылил в себя остатки эля, достал из-за пазухи бумажник Слейтера, покопался в нем и достал пятифунтовую банкноту.

– Эй, приятель, прими! – обратился он к хозяину, потрясая сальной потертой бумажкой.

Хозяин вылез из шкафа, оглянулся и вышел из-за стойки. Он долго молча мял и рассматривал купюру на свет, потом вернулся за стойку и начал отсчитывать сдачу с такой крупной суммы.

– Надо было выкинуть бумажник, приятель, – сказал заплетающимся языком Робби, но Джо только махнул на него рукой.

Хозяин снова выбрался из-за стойки и высыпал на бочку из своей заскорузлой лапищи горсть серебряных и медных монет. После этого он вернулся на прежнее место и снова погрузился в шкаф.

– Сколько сегодня с меня? – спросил Робби.

– Сегодня выпивка за мой счет, – ответил Джо. – Ты платил вчера!

Джо и Робби едва успели зайти за угол таверны, как их нагнал Соломон. Он с ходу ударил рукояткой ножа в затылок Робби с такой силой, что тот рухнул лицом вперед, как подкошенный. Узкое лезвие мелькнуло у горла Джо. Он почувствовал, как рука незнакомца пошарила у него за пазухой и нащупала бумажник.

Соломон вытащил его и положил себе в карман, потом наклонился к уху Джо и тихо заговорил с ним на прекрасном английском языке:

– Буду вам очень признателен, сэр, если вы мне подробно расскажете, откуда у вас эта вещь. Если хотите еще пожить, то слово «нашел» лучше сразу исключите из вашего лексикона!

Кэтрин сидела на стуле, единственном в палатке Ньюкомба. Рядом с ней, у стола, был сложен ее еще неразобранный багаж.

Ньюкомб, как маятник, расхаживал по палатке. Иногда он менял направление и оказывался за спиной Кэтрин. Тогда она разворачивалась к нему, хотя каждое движение давалось ей нелегко. Девушка падала с ног от усталости.

Но Ньюкомб не замечал ее состояния. С некоторых пор он вообще утратил внимание ко всему тому, что его окружало. Те люди, которые знали его раньше, могли бы сказать, что в нем находился теперь какой-то другой человек. Он появлялся из ниоткуда в самый неожиданный момент и так же бесследно исчезал.

Места в палатке было немного. Ньюкомб двигался спокойно и размеренно, но создавалось впечатление, что он мечется от одной полотняной стены к другой.

– Да, поэтому письма и не нашли меня, – быстро проговорил он. – Может быть, они сгорели на «Таифе». Мой путь обратно был довольно занимательным.

– Ты так напугал меня, Генри!

– Прости, мне иногда видятся здесь странные вещи. Впрочем, это все не важно. Главное состоит в том, что проклятый клад находится здесь, в Крыму! Осталось только подвинуть русских или заключить с ними мир. Однако не могу сделать ни того, ни другого. А если ничего не ждать?! – Ньюкомб подбежал к столу и ткнул пальцем в портулан. – Он тут. Смотри, в каких-то двадцати милях от нас в земле лежат пять миллионов фунтов!

Полотнище входа отодвинулось, и в палатку скользнул Соломон. Заметив Кэтрин, он поклонился ей.

– А, это ты, – сказал Ньюкомб и продолжил движение по палатке.

Соломон остановился у входа.

Кэтрин посмотрела на него. Весь его помятый и потрепанный вид показался ей странным и неприятным.

– Ключ к их позиции – Малахов курган. Конечно! Все это понимают! – продолжал лихорадочно соображать вслух Ньюкомб.

– Генри, я очень устала с дороги, – взмолилась наконец Кэтрин. – Нельзя ли где-нибудь раздобыть немного горячей воды для меня?

– Да-да, сейчас! – ответил Ньюкомб. – Послушайте, как вас там! – обратился он к Соломону. – Простите, я все время путаюсь в обилии ваших имен.

– Князь Елецкий к вашим услугам! – спокойно ответил ему Соломон.

– Вам придется вернуться в Севастополь, Елецкий!

2

Севастополь, Крым

Бастион был словно осажен в землю. Беспрерывные бомбардировки почти сровняли его насыпи, перепахали блиндажи. Целых пушек почти не осталось. Внутри все было завалено обломками дерева, осколками бомб, фашинами, то есть корзинами с землей, вышибленными из брустверов.

У выхода из бастиона была расчищена большая площадка, засыпанная известкой. На этом единственном ровном месте в ряд лежали убитые со свечками в руках.

Над Севастополем висела огромная полная луна, заливающая серебряным светом израненный город.

Изредка вражеское ядро било по бастиону. Теперь на три выстрела врага русские артиллеристы могли ответить только одним своим. Пороха и ядер у них не было.

Моряков Черноморского флота на бастионах города больше не было. Все они легли в севастопольскую землю. Но пехотинцы, когда-то неуклюжие, обстрелялись. Теперь это были обожженные и опытные солдаты, понимающие, что такое военная страда и в чем суть этой тяжелой кровавой работы.

Павел Степанович сидел на пороге разрушенного блиндажа и курил маленькую обгрызенную трубочку. Его лицо слегка освещалось после каждой затяжки, и тогда становилось видно, как глубоко он изможден.

Рядом с ним стоял высокий стройный офицер. Лоб его был замотан грязной тряпкой, из-под которой даже в темноте поблескивали умные и злые глаза.

– Сегодня не убили, так завтра непременно. Не святой же я, – проговорил Павел Степанович и снова затянулся своей трубочкой.

– Вы это бросьте, – ответил ему офицер.

– Я брошу, так другой подымет. Никак пластуны в секрет пошли.