Севастополь - [26]
Вспомнилась служба на Амуре на пограничном катере. Бой с японской канонерской лодкой, нарушившей нашу границу, ранение, госпиталь… В памяти вырисовалась госпитальная палата. У койки — большой, сильный человек, старый моряк, коммунист — начальник политотдела. Вот он достает алую книжечку и вручает ее Николаю — партийный билет: "Будьте достойны великой чести быть в рядах партии".
"Оправдал ли я звание коммуниста? — думал Николай. — Не отступил ли когда от железных законов партии? Не покривил ли душой перед ее великой правдой? Не поставил ли когда-нибудь свои личные интересы выше интересов партии? Все ли делал так, как диктовала многомиллионная воля ее?"
Забрезжила заря. Фильченков вошел в блиндаж, чтобы поднять бойцов, поздравить с праздником, подготовить к бою.
— Все спокойно, товарищ политрук? — спросил вставая Одинцов.
— Пока спокойно…
— Нет ничего хуже, чем тишина на войне. Когда видишь врага, то, по крайней мере, знаешь, что делать, а тут — неведение какое-то.
— Это правда, — согласился политрук.
Матросы проснулись. Они вышли из блиндажа, собрались вокруг политрука.
Из-за гряды дальних горных вершин поднималось солнце. Под его теплыми лучами, не по-осеннему ласковыми, спадала утренняя прохлада. Легкий ветерок шелестел высохшей, поблекшей травой, неопавшей листвой дубняка. Где-то вдали прозвучал одиночный выстрел. Это, наверное, наш снайпер занес на свой лицевой счет еще одного врага, и снова стало тихо.
Фильченков посмотрел на боевых товарищей и сказал:
— С праздником вас, дорогие друзья!
— Вас также, товарищ политрук, — ответил за всех Одинцов.
— В семнадцатом году в этот день мой отец в Петрограде был, за Советскую власть дрался. Матрос он, балтиец… — душевно произнес Иван Красносельский.
— Отец — балтиец, а ты — черноморец. Выходит, ты, Иван, потомственный моряк, — отозвался Юра Паршин.
— Да, отцы наши в гражданскую войну громили империалистов, сейчас пришел наш черед бить захватчиков, защищать Советскую власть, — ответил Красносельский.
— Любил я в этот день на демонстрацию ходить, — мечтательно сказал Василий Цибулько. — Встану, бывало, чуть свет, гляну на улицу, а она — вся алая от флагов. На каждом доме флаг. Позавтракаю и к школе, а там — музыка, песни…
— Вопрос есть, товарищ политрук, — обратился Красносельский к Фильченкову. — Как вы думаете, будет ли сегодня парад в Москве? Ведь все-таки фашисты под самой столицей.
В словах Красносельского политрук чувствовал тревогу за родную столицу. И Фильченков подумал: "На всем фронте, в каждом окопе и в землянке, на каждом корабле советские люди, думают о Москве". И, отвечая Красносельскому, самому себе и всем, кто был возле него, политрук произнес:
— Я думаю, будет парад.
— Праздничный бы завтрак устроить, а, товарищ политрук? — спросил Паршин.
— Это можно, — согласился Фильченков.
Одинцов и Паршин вмиг сервировали стол на раскинутой плащ-палатке. Велико было удивление моряков, когда Красносельский, незаметно юркнувший в блиндаж, вынес оттуда бутылку шампанского, увенчанную серебряным колпаком обертки.
— Три дня берег, — торжественно произнес он. — Шофер, что привозил боеприпасы, подарил мне. Думаю, кстати будет.
— За нашу победу, товарищи! — Фильченков поднял кружку с искристой влагой. Все чокнулись и выпили.
Завтракали шумно, с разговорами, шутками.
Вдруг Николай вскочил. Обостренный слух его различил в утренней тишине какой-то шум, подобный далекому гуденью телефонных проводов. В наступившем безмолвии матросы тоже услышали этот шум, далекий, неясный. Сначала показалось, что где-то на огромной высоте идут на бомбежку эскадрильи самолетов.
— Обыкновенное дело, налет на город, — сказал Цибулько.
Но Фильченков стоял у бруствера и смотрел не вверх, а вдоль долины, в направлении дороги, которая шла от Бахчисарая на Севастополь. Ему казалось, что далекий, пока еще неясный шум идет именно оттуда. И Фильченков был уверен, что это не самолеты, а вражеские автомашины или танки.
Прошла еще минута, и земля, воздух вздрогнули от грохота. Немецкая артиллерия, расположенная где-то далеко, открыла огонь по переднему краю нашей обороны, проходившему за долиной, в стороне от позиции Фильченкова.
— Началось, — сказал кто-то.
Фильченков приказал всем стать на свои места, а сам вышел к откосу насыпи, взял у Цибулько бинокль и стал смотреть.
Гул моторов нарастал. Фильченков разглядел танки. Они ползли по дороге длинной серой вереницей, но были еще далеко и даже в окулярах бинокля казались маленькими насекомыми. Приближаясь, машины с каждой минутой увеличивались в объеме. Скоро их можно было различить невооруженным глазом. Фильченков уже слышал, как дальнозоркий Паршин считал:
— Раз, два… пять… десять… тринадцать… семнадцать…
"Неужели все сюда?" — с тревогой подумал Николай.
Танки дошли до перекрестка дорог. Скоро все увидели, что одна большая колонна пошла правее, на Камышлы, а меньшая из семи машин ринулась по узкой дороге прямо на группу Фильченкова. Политрук оторвал глаза от бинокля и глянул на своих матросов. Они готовились к схватке с таким врагом, с каким встречаться еще не доводилось, с врагом, закованным в броню, — с танками.
В основе сатирических новелл виртуозных мастеров слова Ильи Ильфа и Евгения Петрова «1001 день, или Новая Шахерезада» лежат подлинные события 1920-х годов, ужасающие абсурдом общественных отношений, засильем бюрократии, неустроенностью быта.В эту книгу вошли также остроумные и блистательные повести «Светлая личность», «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска», водевили, сценарии, титры к фильму «Праздник Святого Йоргена». Особенный интерес представляют публикуемые в книге «Записные книжки» И.Ильфа и воспоминания о нем Е.Петрова.
Бешеный успех, который обрушился на Ильфа и Петрова после выхода «Двенадцати стульев», побудил соавторов «воскресить» своего героя, сына турецко-подданного Остапа Бендера.Блистательная дилогия, если верить самим авторам, — «не выдумка. Выдумать можно было бы и посмешнее». Это энциклопедия советского нэпа, энциклопедия быта первого поколения «шариковых».
Осенью 1935-го Ильф и Петров были командированы в Соединенные Штаты как корреспонденты газеты «Правда». Трудно сказать, чем именно руководствовалось высшее начальство, посылая сатириков в самую гущу капитализма. Скорее всего, от них ждали злобной, уничтожающей сатиры на «страну кока-колы», но получилась умная, справедливая, доброжелательная книга…
Роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» был напечатан впервые в 1927 году и с тех пор стал одной из самых популярных и читаемых книг на советском и постсоветском пространстве. Растасканный на пословицы и поговорки, многократно экранизированный, он остается остроактуальным и, может быть, даже еще более злободневным в наше время, хотя следует признать, что Великий Комбинатор, сын турецко-подданного, выглядит сущим ребенком рядом с современными малосимпатичными своими последователями.
«Обязательно записывайте, – часто говорил Ильф своему соавтору, – все проходит, все забывается. Я понимаю – записывать не хочется. Хочется глазеть, а не записывать. Но тогда нужно заставить себя».Факты, события, мельчайшие детали, а главное, портреты странных, чудаковатых, нелепых и недалеких соотечественников – все это, взятое из записных книжек и вроде бы написанное для себя, сложилось в красочный образ «края непуганых идиотов», где развернутся события «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка», края, где «Кавказский хребет создан после Лермонтова и по его указаниям», а «некультурный человек» видит во сне «бактерию в виде большой собаки», края, из которого так и не вырвутся ни «великий комбинатор», ни его создатели.
Вы читали романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»? Любой человек скажет: «Конечно, читал!» Мы скажем: «Конечно, не читали!» Потому что в изданиях советских времен романы представлены в том виде, в каком их «разрешили» редакторы и советская цензура. В новом коллекционном издании бессмертные произведения Ильи Ильфа и Евгения Петрова о «великом комбинаторе» Остапе Бендере воспроизведены в авторской редакции, восстановленной Александрой Ильиничной Ильф. В тексты романов возвращены фрагменты, опубликованные в их первых изданиях, а также включен ряд материалов из рукописного и машинописного вариантов произведений. Благодаря великолепным фотоработам Ильи Ильфа и других уникальных фотохудожников книга перенесет вас в атмосферу старой России и старой Москвы, в те времена, когда разворачиваются события романов, в 20—30-е годы прошлого столетия.
«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).