Севастополь. 1913 год - [2]

Как-то в лунный вечер она пожелала прогуляться с ним по берегу моря. Ты, наверное, можешь представить себе эти тихие лунные ночи в окрестностях Севастополя, очень похожие на здешние, эти серебристые часы между танцами и сном, напоенные фосфоресцирующим светом, прозрачностью и грустью… Волны плескались тихо и приглушенно, деревья шелестели листвой, в траве сверкали крупные светлячки. Все вокруг было насыщено могучей жизнью, таинственным сладострастием южной ночи. В ту ночь они стали любовниками, и рассвет застал их в объятиях. Терпкие и возбуждающие духи немки сливались с запахом их тел, с какой-то бесконечной и жестокой печалью, которая мучила их обоих… Знаю, ты враг всяческой сентиментальщины. Анализировать такие минуты – значит лишать их всей прелести. Я только хотел тебе сказать, что были мгновения, когда они оба испытывали искушение сбросить свои маски, но, увы – какая подлость или какая возвышенная твердость духа, – даже когда их тела замирали в спазмах страсти, они продолжали оставаться врагами… И какими жестокими!

После той ночи они провели в маленькой, снятой им даче еще много других. Наконец поручик X. решил, что настала пора действовать, и начал забывать на письменном столе в своей комнате раскрытые папки, разные карты с красными значками и шифрованные документы, по которым можно было заключить, что он использует отпуск для подготовки важного доклада. Его доверчивость простерлась так далеко, что он оставлял немке ключ от дачи и в дни свиданий немного запаздывал – что было вполне извинительно и легко искупалось поцелуями. Но, странное дело!.. Она словно бы не замечала этих соблазнительных карт с красными крестиками, этих шифрованных документов и таблиц. Правда, она не знала русского языка, возможно, не владела сложной наукой шифрования, но у нее была прекрасная возможность уносить к себе лист за листом и возвращать их, переписав или сфотографировав. Напрасно поручик X. надеялся обнаружить, что какой-нибудь документ исчез, или был переложен с места на место, или что его хотя бы касались, напрасно посыпал листы невидимым порошком и вставлял волоконца в замки – все оставалось нетронутым. С лихорадочным нетерпением, к которому примешивалась и странная боль, он думал о том часе, когда его жертва попадет в ловушку.

Но время летело, и ничто не менялось. Только объятия немки становились словно бы холодней. Может быть, она уже утомилась и пресытилась, как был пресыщен и он. Иногда она высвобождалась из его рук и молча смотрела в пространство, а в ее глазах был такой холод и такая пустота, словно эти глаза могли равнодушно лицезреть даже смерть. Однажды в конце августа, когда уже чувствовалось дыхание осени, она сказала, что должна уехать к каким-то родственникам в Гамбург. Она была очень нежна и постаралась уверить его, что сохранит на всю жизнь красивое воспоминание об их встречах. Затем они расстались, и роман их так и завершился – без желанной развязки, не принеся поручику X. служебного успеха. Вернее, он пытался внушить себе, что некоторого успеха все же достиг – во время пребывания в Севастополе не бездействовал.

Он явился на доклад в министерство, но с какой иронией, какими безжалостными насмешками его там встретили!.. Поверь мне, наше ремесло преподносит такие сюрпризы, с которыми ничто не может сравниться! Как раз тогда, когда ты уверен в успехе, ты вдруг узнаешь, что противник обвел тебя вокруг пальца. Накануне наши агенты арестовали в Петербурге одного левантинца с французской визой. В его чемодане нашли сведения о береговой обороне Севастополя. Этот негодяй, подлая душонка, сразу перетрусил и все рассказал. Его связь с женщиной, за которой следил поручик X., не подлежала сомнению. Какая издевка!.. Да, мой милый!.. Таков шпионаж! Жестокий и бессовестный. Когда нам кажется, что мы совершаем подлость, противник сражает нас еще большей подлостью. Итак, целое лето поручик X. служил ширмой виртуозно работавшей шпионке, которой удалось добраться до сведений о береговых батареях. Когда и как? Да именно в том и состоит искусство шпионажа – действовать незаметно! Он почувствовал прилив гнева – гнева обманутого мужчины, побежденного противника. Потом вдруг его осенило: в документах арестованного был парижский адрес, указанный немкой. Считая левантинца надежным агентом, она доверила ему свой адрес в Париже. Какая неосторожность! Но самые лучшие агенты становятся жертвой именно таких мелких ошибок. Только бы разыскать немку в Париже, а там уж поручик X. звал, как ей отплатить. Ты должен меня понять!.. Это была, собственно, даже и не месть. Шпионаж – жестокая борьба холодных рассудков, которые не знают страстей. Устранение немки лишало противника способного агента, значит, ослабляло его, это было первое, и второе – так как левантинец не успел передать сведений, если разделаться с нею – противник никогда их не получит. В тот же день поручик X. отправился в Париж. Адрес не был фальшивым. Поручик X. нашел указанный дом, и любезный портье, который после чаевых стал еще любезней, дал ему все необходимые сведения. Да, здесь действительно проживала молодая иностранка, которая вчера вечером вернулась после длительного отсутствия. После обеда поручик X. провел несколько часов в нанятом такси на углу улицы. Вечером немка вышла из дома и взяла другое такси. Автомобиль поручика X. поехал следом. Ты видел ночной Париж? Нет?… Впрочем, это не имеет никакого значения. В тот вечер и поручик X. не обращал внимания па световую феерию, не слышал шума, не видел толпы. Глаза его впились в красный огонек такси, которое везло немку. Все его существо застыло в той неподвижной напряженности мысли и воли, которая превращает агентов шпионажа в бездушные, по сверхчувствительные автоматы, ожидающие момента, который потребует от них молниеносных действий. Его ум, холодный и острый, как кинжал, был готов мгновенно составить план действий и тут же заменить его множеством других.