Сети сатаны - [171]

Он жестом предложил Иоганну сесть, и они устроились на скамье посреди сада. Над ними пели дрозды, среди ветвей гомонили воробьи. Казалось, весна на краткий миг заглянула в сад комтурии, в то время как снаружи еще стояла глубокая зима.

– Айзенхофен говорил, что у меня были и личные побуждения пригласить тебя в Нюрнберг, – с горечью продолжал Валентин. – Это правда. Речь идет о девочке, которая мне очень дорога. Я подобрал ее на улице несколько лет назад и назвал Гретой.

– Грета? – прошептал Иоганн. – Ты назвал ее как…

– Это показалось мне вполне уместным, – резко ответил Валентин. – Наверное, потому, что я полюбил девочку, как ты однажды любил Маргариту, с той лишь разницей, что я отношусь к ней скорее как к дочери. Я воспитал ее, и сейчас ей стукнуло четырнадцать. Верно говорят, что любовь к детям самая крепкая. Она зовет меня дядей, и, кроме меня, у нее никого больше нет на этом свете. И… – Он помедлил. – Над ней нависла страшная угроза.

– То есть?

– Гретхен и прежде не пользовалась особой любовью в Нюрнберге. С тех пор как мы обосновались в комтурии, ее считают смутьянкой, и пару раз ей случилось стянуть яйцо или яблоко на рынке. Поэтому, когда ее застали рядом с детским трупом недалеко от Пегница, с ней никто не церемонился. Ее… – тут голос у Валентина дрогнул, – ее бросили в тюрьму. При ней нашли дьявольский атрибут – бараний рог с какими-то символами; его, скорее всего, кто-то незаметно подкинул ей.

– И теперь дознаватели считают, что эта девочка связана с теми жуткими убийствами? – недоверчиво спросил Иоганн.

– Ты что, не понимаешь? – Валентин с трудом сдерживал слезы. – Они хотят обвинить в чем-то мою маленькую Гретхен! Она должна признаться, что состоит в сговоре с дьяволом, и рассказать, что ей известно об этих убийствах. Но она ничего не знает! Она же еще ребенок! Им просто… нужен козел отпущения. – Валентин схватил Фауста за руку. – Вот для чего я призвал тебя в Нюрнберг, Иоганн. Прошу тебя, помоги мне освободить мою Гретхен!

Иоганн поджал губы. Так вот для чего он здесь… Он-то следовал за кометой, надеялся найти ответы на свои вопросы – но проделал весь этот путь, чтобы вызволить из тюрьмы уличную девчонку. Точнее сказать, он здесь, чтобы помочь своему единственному другу…

«Чтобы загладить вину», – подумал Иоганн.

– Когда? – спросил он.

Валентин смахнул слезы с покрытого шрамами лица.

– Ты о чем?

– Когда Гретхен предстанет перед судом?

– Я… не знаю. Вот уж почти месяц, как она в тюрьме. Может, про нее забыли, а может, уже приступили к допросу… Ей всего четырнадцать, но я слышал, к ним попадали дети и младше… Я знаю, каково это, помню, как это жутко. – Валентин задрожал, и снова по его щекам покатились слезы. – Я сказал стражникам, что Гретхен приходится мне племянницей. Комтур устроил так, чтобы я мог навещать ее несколько раз в неделю. До сих пор ему удавалось отсрочить худшее – он тоже не верит в ее вину. Но и возможности Тевтонского ордена не безграничны. Нам нельзя терять время!

– Дьявол! – Иоганн схватился за волосы. – И что я, по-твоему, должен сделать? Я слышал про здешние тюрьмы, они расположены в подвалах под ратушей и хорошо охраняются! Больше всего мне хочется помочь тебе, но ты просишь о невозможном!

– Должен же быть выход!

Фауст горько рассмеялся.

– Может, вызвать демона из латерны магики и распугать стражников? Такое сработало бы в мелком городишке, но только не в Нюрнберге.

Валентин смерил его взглядом.

– Так ты снова соорудил латерну магику? Впрочем, я что-то такое слышал. Моя латерна… – Он на секунду закрыл глаза. – Нет, такой номер, конечно, не пройдет. Но как знать, может, мы сумеем что-нибудь придумать.

Он подался вперед.

– У меня к тебе предложение, Иоганн. Завтра я смогу навестить Гретхен, и мне бы хотелось, чтобы ты пошел со мной. Если ты осмотришь камеру, возможно, мы найдем какой-то способ. Я скажу страже, что ты проезжий лекарь и хочешь осмотреть девочку. Комтур замолвит за тебя слово.

– Я постараюсь что-нибудь придумать. – Иоганн вздохнул и взял Валентина за руки. На краткий миг они вновь стали старыми друзьями, какими были когда-то в Гейдельберге. – Но обещать ничего не могу. Быть может…

Тут послышались шаги по гравию, и колокол в орденской церкви пробил час. Из-за кустов показался Эберхарт фон Штрайтхаген.

– Комтур хочет знать, что вы решили, доктор, – обратился он к Иоганну.

Тот переглянулся с Валентином и ответил:

– Я попытаюсь помочь вам. При помощи магии или без нее.

* * *

Глубоко в недрах города, недалеко от сада комтурии, стоял монотонный гул.

Голоса разносились по древним сводам и, усиленные эхом, походили на вой сотни голодных волков. В подземелье перед медной купелью стоял человек в черной мантии. Он распростер руки и, запрокинув голову, словно взывал к кому-то сокрытому еще глубже в недрах земли. Его мантию украшали древние символы, вышитые из высушенных жил и крошечных сосудов, вырезанных острым ножом из юных человеческих тел. Гул все нарастал, и человек бросил в купель что-то склизкое. На темной поверхности разошлись круги.

Человек улыбнулся.

Кровь – сок совсем особенного свойства.

Он собрался уже произнести заклятие, но птицы своим карканьем прервали его литании. Он сердито повернул голову.