Сети - [10]

наверно, родился в полдень,

и солнца люблю я с ранних лет

лучистое сиянье.

С тех пор, как увидел я глаза твои,

я стал равнодушен к солнцу:

зачем любить мне его одного,

когда в твоих глазах их двое?

Люди видят сады с домами…

Люди видят сады с домами

и море, багровое от заката,

люди видят чаек над морем

и женщин на плоских крышах,

люди видят воинов в латах

и на площади продавцов с пирожками,

люди видят солнце и звезды,

ручьи и светлые речки,

а я везде только и вижу

бледноватые смуглые щеки,

серые глаза под темными бровями

и несравнимую стройность стана, —

так глаза любящих видят

то, что видеть велит им мудрое сердце.

Когда утром выхожу из дома…

Когда утром выхожу из дома,

я думаю, глядя на солнце:

«Как оно на тебя похоже,

когда ты купаешься в речке

или смотришь на дальние огороды!»

И когда смотрю я в полдень жаркий

на то же жгучее солнце,

я думаю про тебя, моя радость:

«Как оно на тебя похоже,

когда ты едешь по улице людной!»

И при взгляде на нежные закаты

ты же мне на память приходишь,

когда, побледнев от ласк, ты засыпаешь

и закрываешь потемневшие веки.

Не напрасно мы читали богословов…

Не напрасно мы читали богословов

и у риторов учились недаром,

мы знаем значенье каждого слова

и все можем толковать седмиобразно.

Могу найти четыре добродетели в твоем теле

и семь грехов, конечно;

и охотно возьму себе блаженства;

но из всех слов одно неизменно:

когда смотрю в твои серые очи

и говорю: «Люблю» — всякий ритор

поймет только «люблю» — и ничего больше.

Если б я был древним полководцем…

Если б я был древним полководцем,

покорил бы я Ефиопию и персов,

свергнул бы я фараона,

построил бы себе пирамиду

выше Хеопса,

и стал бы

славнее всех живущих в Египте!

Если б я был ловким вором,

обокрал бы я гробницу Менкаура,

продал бы камни александрийским евреям,

накупил бы земель и мельниц,

и стал бы

богаче всех живущих в Египте.

Если б я был вторым Антиноем,

утопившимся в священном Ниле —

я бы всех сводил с ума красотою,

при жизни мне были б воздвигнуты храмы,

и стал бы

сильнее всех живущих в Египте.

Если б я был мудрецом великим,

прожил бы я все свои деньги,

отказался бы от мест и занятий,

сторожил бы чужие огороды

и стал бы

свободней всех живущих в Египте.

Если б я был твоим рабом последним,

сидел бы я в подземельи

и видел бы раз в год или два года

золотой узор твоих сандалий,

когда ты случайно мимо темниц проходишь,

и стал бы

счастливей всех живущих в Египте.

III Она

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было…

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

все мы четыре любили, но все имели разные «потому что»:

одна любила, потому что так отец с матерью ей велели,

другая любила, потому что богат был ее любовник,

третья любила, потому что он был знаменитый художник,

а я любила, потому что полюбила.

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

все мы четыре желали, но у всех были разные желанья:

одна желала воспитывать детей и варить кашу,

другая желала надевать каждый день новые платья,

третья желала, чтоб все о ней говорили,

а я желала любить и быть любимой.

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

все мы четыре разлюбили, но все имели разные причины:

одна разлюбила, потому что муж ее умер,

другая разлюбила, потому что друг ее разорился,

третья разлюбила, потому что художник ее бросил,

а я разлюбила, потому что разлюбила.

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

а может быть, нас было не четыре, а пять?

Весною листья меняет тополь…

Весною листья меняет тополь,

весной возвращается Адонис

из царства мертвых…

ты же весной куда уезжаешь, моя радость?

Весною все поедут кататься

по морю иль по садам в предместьях

на быстрых конях…

а мне с кем кататься в легкой лодке?

Весной все наденут нарядные платья,

пойдут попарно в луга с цветами

сбирать фиалки…

а мне что ж, дома сидеть прикажешь?

Сегодня праздник…

Сегодня праздник:

все кусты в цвету,

поспела смородина,

и лотос плавает в пруду как улей!

Хочешь,

побежим в перегонку,

по дорожке, обсаженной желтыми розами,

к озеру, где плавают золотые рыбки?

Хочешь,

пойдем в беседку,

нам дадут сладких напитков,

пирожков и орехов,

мальчик будет махать опахалом,

а мы будем смотреть

на далекие огороды с кукурузой?

Хочешь,

я спою греческую песню под арфу,

только уговор:

«Не засыпать

и по окончании похвалить певца и музыканта»?

Хочешь,

я станцую «осу»

одна на зеленой лужайке

для тебя одного?

Хочешь,

я угощу тебя смородиной, не беря руками,

а ты возьмешь губами из губ

красные ягоды

и вместе

поцелуи?

Хочешь, хочешь,

будем считать звезды

и кто спутается — будет наказан?

Сегодня праздник,

весь сад в цвету,

приди, мой ненаглядный,

и праздник сделай праздником и для меня!

Разве неправда…

Разве неправда,

что жемчужина в уксусе тает,

что вербена освежает воздух,

что нежно голубей воркованье?

Разве неправда,

что я — первая в Александрии

по роскоши дорогих уборов,

по ценности белых коней и серебряной сбруи,

по длине черных кос хитросплетенных?

что никто не умеет

подвести глаза меня искусней

и каждый палец напитать

отдельным ароматом?

Разве неправда,

что с тех пор, как я тебя увидала,

ничего я больше не вижу,

ничего я больше не слышу,

ничего я больше не желаю,

как видеть твои глаза,

серые под густыми бровями,

и слышать твой голос?

Разве неправда,

что я сама дала тебе айву, откусивши,