Сети города. Люди. Технологии. Власти - [23]

Шрифт
Интервал

. В таких критических подходах умный город рассматривается в качестве идеологемы, возникающей в ответ на растущее насыщение созданной среды (англ. built environment) цифровыми технологиями. Предполагается, что данная идеологема позволяет инструментально использовать это насыщение в политических и корпоративных целях. Также критически настроенные авторы отмечают, что результатом распространения дискурса умных городов становится новая «политическая технология»[152] локальных и государственных трансформаций. Авторы, работающие над такого рода аргументами, фокусируются на конкретных технологиях или технологических сборках, которые способны менять специфику индивидуального и коллективного поведения, общественные институты, иерархии. Таким образом, смысл их работы – выявить социальные и политические эффекты внедрения новых технологий. Кроме того, они фокусируются на стратегиях таких игроков, как IBM, местные органы власти или национальные политики, создающие и контролирующие значения новых технологий, а также цели их распространения.

Скромный аргумент этой главы заключается в том, что такого рода критическим исследованиям и аргументам часто недостает внимания к уже существующим доцифровым тенденциям в индивидуальном и коллективном социальном поведении, из которых вырастает умный город как повестка городского развития[153]. Моя цель заключается в том, чтобы максимально уйти от фокуса на последствиях внедрения цифровых технологий для разных групп пользователей (то есть от объяснений в духе технологического детерминизма, где именно технология – главный фактор трансформации). В противовес этому я предлагаю сфокусироваться на тех общественных тенденциях, которые предшествуют внедрению цифровых технологий в городскую среду (позднее нарративизируемых в качестве умного города) и делают использование этих технологий массово распространенным и даже неизбежным решением.

В главе я фокусируюсь на двух тенденциях, широко обсуждаемых в социальных науках в последние десятилетия. Первая – это процесс разрушения социального государства и параллельный процесс систематического конструирования самодостаточной многофункциональной индивидуальности. Вторая тенденция – это интенсификация процесса коммодификации, то есть превращения граждан в вынужденных соревноваться индивидуальных предпринимателей, а создаваемых ими продуктов и информации – в постоянно оцениваемые товары. Я показываю, что городская среда – это и ключевая арена, и активный участник этих тенденций. В такой аргументации потенциал критической теории должен быть направлен на выявление социальных сил, которые создают условия для разработки и внедрения отдельных цифровых инструментов[154]. Это позволит рассматривать умный город как программу развития, создаваемую крупными деловыми и политическими игроками в конкретных исторических обстоятельствах с целью регулирования уже сложившихся позднемодерных неолиберальных обществ[155]. Этот тип регулирования актуализируется именно в контексте растущей дерегуляции институтов и инфраструктур, исторически сложившихся в масштабе национального государства. Умный город – это альтернатива регулированию в национальном масштабе, так как именно привязанная к индивидуальному профилю локализованная цифровая технология, а не централизованно массово организованные институты перераспределения и контроля, становится главным коллективным остовом для индивидуального действия. Вопрос заключается в том, какие именно нетехнологические аспекты этих позднемодерных неолиберальных обществ провоцируют именно такой регулятор и присущие ему воображения[156].

Проекты умного города как объект критики

Критические исследования проектов умных городов насчитывают всего несколько лет, однако уже сейчас в них можно выделить основные аргументы и значимые оппозиции, из которых они вырастают. Один из наиболее активных участников этой дискуссии Роб Китчин видит два ключевых аспекта в проектах умного города. Во-первых, речь идет о тенденции все более широкого присутствия компьютерных технологий в городской среде. Эти технологии используются как городскими властями для регулирования различных типов городских потоков и процессов в реальном времени, так и гражданами для ориентации в городе и его ресурсах. В ходе интеграции и анализа производимых этими компьютерными технологиями данных город становится более «умным». Цель интеграции и анализа – эффективное и устойчивое управление городской средой в будущем. Во-вторых, речь идет о локализованном развитии экономики знания, то есть об инновационной, творческой предпринимательской экономике, которая возможна только в случае наличия в городе «умных» людей. Технологии информации и коммуникации становятся здесь платформой, на которой собираются и реализуются идеи и инновации[157]. Общее здесь, по мнению Китчина, – следование логике свободного рынка и максимальной эффективности как мерила всего, а также технологичность и ориентация на солюционизм[158] (чисто инструментальное решение проблем по заданной матрице).

В целом Китчин в своем анализе делает акценты на производстве больших цифровых данных и на растущей роли работы с ними в процессе городского развития. Для него умный город – это в первую очередь технократично управляемый город, то есть аидеологичный, базирующийся исключительно на нейтральной количественной, а значит, объективной информации. Большие данные для него – это те данные, которые производятся непрерывно, доступны постоянно и, таким образом, уже не требуют технологии выборки. Последнее, кстати, ставит под вопрос роль традиционных эмпирических социальных исследователей, чья работа базировалась именно на экспертизе в технологии выборки


Еще от автора Ольга Евгеньевна Бредникова
Микроурбанизм. Город в деталях

Эта книга посвящена современному городу и вдохновлена им. Под общей обложкой собрана богатая мозаика исследовательских подходов и сюжетов, пытающихся ухватить изменчивость, множественность и неоднозначность городской жизни. Это разнообразие объединяет микроурбанизм – подход, предлагающий «близкий взгляд» на город: возможность разглядеть его через мелочи и детали. С их помощью раскрывается насыщенная повседневность города и привлекается внимание к его главным действующим лицам – обывателям, которые своими повседневными действиями, чувствами, настроением создают город, его значимые места и маршруты.


Рекомендуем почитать
Пьесы

Пьесы. Фантастические и прозаические.


Краткая история пьянства от каменного века до наших дней. Что, где, когда и по какому поводу

История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.


Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.


Вторжение: Взгляд из России. Чехословакия, август 1968

Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.


Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия

Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.


Русская Православная Церковь в Среднем Поволжье на рубеже XIX–XX веков

Монография посвящена исследованию положения и деятельности Русской Православной Церкви в Среднем Поволжье в конце XIX – начале XX веков. Подробно рассмотрены структура епархиального управления, особенности социального положения приходского духовенства, система церковно-приходских попечительств и советов. Обозначены и проанализированы основные направления деятельности Церкви в указанный период – политическое, экономическое, просветительское, культурное.Данная работа предназначена для студентов, аспирантов, преподавателей высших учебных заведений, а также для всех читателей, интересующихся отечественной историей и историей Церкви.2-е издание, переработанное и дополненное.


Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике (сборник)

Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.


Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.


Социальная справедливость и город

Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.


Не-места. Введение в антропологию гипермодерна

Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.