Сети чёрного паука - [105]
Утреннее солнце. В нём особая красота. Ещё пару месяцев назад он не заметил бы его лучей и тепла. Как всегда увлечённый работой, даже не поднял бы взгляда, чтоб хоть на миг утонуть в небесной глубине, забыть о тяжести плоти и дум и вместе с ветром подняться над миром. Как он был слеп. Всю жизнь мир дарил ему так много подарков, а он принимал их как должное и часто оставался недоволен: дыхание зимних холодов, луговые цветы в покрывале трав, рябь на зеркале озера, бабочка, севшая на плечо. Мир обращался к нему, отдавал всё что имел, но лишь зря старался. Человек не нуждался в красотах и от того был беден, хотя и не замечал этого.
Сейчас же он наслаждался каждым моментом. После двух недель, проведённых на жёсткой койке в мрачной келье, без надежды на светлое будущее, он соскучился по привычному миру, и вот тот перестал быть таковым.
Потерять и понять цену потерянного. Вряд ли он прочувствовал бы смысл этих слов, сложись жизнь иначе. Война многое отняла у жителей Оглфира. В поистине бездонной пригоршни она унесла тысячи жизней, забрала здоровье многих людей, похитила покой жён и матерей, расплатившись взамен океаном слёз, скорби и печали. Война хотела забрать и его жизнь, но когда обломала ногти о плечо подоспевшего друга, то попытался прихватить хотя бы частичку. Обе ноги, отрубленные в коленях, она уже держала в ладонях, и собирался забрать. И вновь помог друг, вырвал их у старухи Войны и вернул хозяину. Не обошлось и без помощи добрых сердец, волею судьбы повстречавшихся на пути. Не будь таких сердец, мир, несмотря на все прекраснейшие пейзажи, был бы лишь жалкой пародией на себя.
Тобос любовался старым, разросшимся между горами, хвойным лесом. Стоя у каменного перила, он разглядывал открывшиеся с немалой высоты соседние кряжи и рощи, что раскинулись по отвесным склонам. Созерцал небесную лазурь по-осеннему прозрачную и прохладную. Любовался отблесками солнца, играющего в, разрезающей лес, реке. Он не мог поверить, что всё это существовало раньше, а если и существовало, то почему он не видел?
Осень в предгорья Эйрондамна всегда приходит поздно. Птицы здесь поют до самого снега, а тёплый, дующий из-за гор, ветер, греет воздух не хуже, чем весной в равнинных землях. Места труднодоступные и тихие неспроста были выбраны однажды для возведения Монастыря Спокойствия. Не было здесь ни войн, ни лихих людей, не поветрий. Монахи природу берегли, и потому каждый заблудший, попавший в стены монастыря, быстро набирал силы и о многом успевал поразмыслить вдали от суеты и опасностей.
Так вышло и с ним. По прибытии в монастырь он находился без сознания, крупицы жизни покидали измученное недельным переходом тело. Когда же очнулся, то над обрубками ног уже колдовали монахи вместе с настоятелем и Роландом. Сквозь застлавший сознание туман долетали слова настоятеля о плохом состоянии ран, про омертвевшие ткани и о том, как трудно будем срастить ещё живое с почти мёртвым. В стремлении вернуть другу потерянное Роланд, во время ритуала выжал из себя все силы, до предела истощил организм, после чего сам неделю не вставал с койки. Весь монастырь корпел над покалеченным алхимиком, многие монахи теряли сознание от избытка отданной энергии, но в итоге им удалось сделать невозможное. Семь часов тяжелейшего труда вернули ноги молодому человеку, не осталось даже шрамов.
До того как настоятель разрешил Тобосу подняться, прошло две недели. Потом наступили дни кропотливого обучения ходьбе. Впервые после ритуала поднимаясь на ноги, Тобос не на шутку боялся, что колени срослись недостаточно хорошо, казалось, они вот-вот сломаются.
Страхам не суждено было сбыться, колени быстро обретали утраченную подвижность и силу. Спустя пять дней Тобос мог самостоятельно пересечь монастырь от восточного крыла до Моста Надежды. Почти четверть лиги.
На сегодняшний день Тобос передвигался вполне уверенно, не испытывая при ходьбе неудобств, не спотыкаясь. Видя прогресс молодого человека, настоятель, тем не менее, не торопился его отпускать, посоветовал закрепить результат в занятиях с монахами. Следуя совету мудрого наставника, Тобос просыпался спозаранку и шёл на занятия, где наблюдая за монахами, отрабатывал движения, развивающие гибкость суставов и дарящие заряд бодрости на весь день. Днём проходили силовые занятия, а вечером смешанные, заканчивающиеся отдыхом под названием медитация. Во время неё Тобос предпочитал созерцать закаты и просто любовался живописной природой Эйрондана, слушал её звуки, дышал её запахами. Наставник называл созерцание таким же отдыхом, как и любая другая медитативная практика.
— Эй! Тоб! Пойдём скорей вниз! Там господин Мао собирается уезжать! — Роланд вышел из-под каменной арки, сплошь увитой плющом, и начал спуск.
— Так рано? Он же собирался до конца месяца задержаться? — оставив любование пейзажем, Тобос скорым шагом пересёк площадку и увязался за другом. К хождениям по порожкам алхимик привык так же, как и к обычной ходьбе: ежедневные прогулки по монастырю, сплошь усеянному лестничными подъёмами и спусками, приносили плоды. Продолжительность некоторых лестниц, особенно тех, что вели от подножия монастыря к самой вершине, превосходила все мыслимые рамки — не всякий здоровый человек преодолел бы их без отдыха. Тобос, хоть и с трудом, но расправлялся с ними каждый день по несколько раз. На то и уходил почти весь белый день.
