Сеть - [10]

«Наверное, на порнушку случайно наткнулась…» – злорадно и довольно равнодушно подумалось мне. Однако, подойдя ближе, я и сам, наверное, побледнел: «Вот кретин, не мог подальше эту папку засунуть!» – промелькнула досадливая мысль.

Смущённый Стива, стараясь не смотреть на нас, возился вокруг компа.

Я с деланно беспечным видом цедил сок, а Лиз, уже переместившись из кресла на стул, сидела, зажав молитвенно сложенные ладони между колен, и со странным выражением лица, в котором смешались сердитая насупленность и лукавая улыбка.

– Теперь вы не отвертитесь от объяснений, кто такой Ильич. От этого зависит наша дружба… – тихо и отчётливо поставила ультиматум Лиз. И тут же рассмеялась:

– Мальчики, – ну правда, расскажите! Я прекрасно понимаю, что ваша работа во многом секретна… но если уж сам профессор Рудин, не скрываясь, во всеуслышание разглагольствовал об этом таинственном Ильиче, – разве не можете и вы немножко мне о нём рассказать?

Мы молчали.

– Ну пожалуйста… – серебристо прошептала Лиз, положив свои тонкие пальцы на мою ладонь.

– Кто такой Ильич? – проворковала Лиз, чувствуя, что ещё миг – и я уступлю.

– Нн… ну… у нас много разных людей работает… – борясь с собой, промямлил я.

– И не только людей!.. – вставил Стива, громыхнув крышкой от системного блока, которая стояла прислонённая к ножке стола и которую он задел ногой.

– То есть? – удивлённо обернулась к нему Лиз.

Я был благодарен другу – кажется, в удивлении Лиз отвлеклась от вопроса, который задала мне и на который я не имел права отвечать.

– Дельфины. И их дрессировщики. Это когда мы занимались алгоритмами мыслительных реакций, на примере дельфинов это оказалось удобнее, – пояснил Стива.

– …А ещё военные ученые, которые разрабатывают электронные и кибернетические системы для наблюдения и контроля вооружения. Они создали модель, позволившую нам понять, что происходит в нервной системе человека при употребления лизергиновой кислоты, и…

– Лизергиновой кислоты? Это ЛСД, что ли? – прервала меня Лиз.

– Ага, – кивнул Стива, и вдруг загорелся: – Кстати! Раз уж вы про это упомянули…

– Стива! – укоризненно произнёс я, взглянув на друга.

– Опять что-то от меня скрывают, а ещё называются друзья, – покачала головой Лиз.

– Да никто ничего не скрывает! Что тут такого? – последнюю фразу Стива с вызовом адресовал уже мне, и авторитетным тоном продолжал: – ЛСД – отстой и каменный век. Так же, как и оксибутират натрия и другие гипнотики метаболического действия. И даже диметилтриптамин уже не рулит. Но зато есть одна штуковина…

– Сти-ва! – вновь – погромче и повнушительнее – воззвал я к его благоразумию. Но он уже подошёл к стенному шкафу и открыл дверцу.

За нею зияла пустота, а в тёмной глубине ящика, у самой внутренней стенки смутно поблёскивала металлическая панель с переключателями, и рядом можно было разглядеть шершавый шнур, свернувшийся спящей змеёй. Мой друг начал его разматывать, вытаскивая наружу, и я понял, что Стиву теперь не остановить.

Это была любимая игрушка моего шаловливого друга, побочный продукт институтских разработок. С виду довольно простая штуковина, похожая на плоскую коробку с отходящим от неё шнуром и подобием штекера, который упирали в нёбо. А начинка этой коробки работала, если коротко, следующим образом: точнёхонько «нащупав» сканером в голове микроучастки, ответственные за производство естественной мозговой химии, машина целенаправленно воздействовала на них сложно организованной электростимуляцией. В результате мозг начинал усиленно вырабатывать – по выбору – тот или иной из нейротрансмиттеров. Мой друг предпочитал дофамин. Насколько я знал, с некоторых пор каждое утро Стива включал этот стимулятор и подвергал дофаминовой бомбардировке свой мозг. Словив кайф, взбодрённый Мстислав отправлялся на работу, одаряя блаженной улыбкой каждого встречного сотрудника Института, а его характерная походка вразвалочку приобретала оттенок чуть заметного нарушения координации.

– Что это? – спросила Лиз, глядя, как мой друг с загадочной улыбкой расправляет кольца шнура.

– Попробуй, – тебе понравится! – отозвался Стива, протягивая Лиз твёрдый наконечник, заканчивавшийся тонкой блестящей иглой.

Лиз смотрела на Стиву снизу вверх.

– Сначала объясните, что это такое! – потребовала она.

САЙТ 6

Должен признаться – в течение недели я превратился в наркомана. Если Стива регулярно одурманивался дофамином с помощью нейроэлектрической стимуляции, то я подсел на окситацин. Причём без всяких технических приспособлений. Упомянутое вещество интенсивно вырабатывалось в моём организме благодаря общению с Лиз. Мы теперь встречались почти каждый день, и от окситацина, этого химического выражения любовной эйфории, казалось, не лишь соответствующие зоны мозга, но всё моё существо пропитала радость, аки сладость сиропная пропитывает золотые обмылки персика в консервной стеклотаре.

Стива, слава Силе, отстал от нас, и я, решив – гидом буду, но покажу город, – водил Лиз по Питеру.

Скорлупа рыцарских доспехов и гипнотический блеск паркета в огромных залах Эрмитажа; Кунсткамера, с её интригующей атмосферой алхимической лаборатории; катания по Неве, – я старался не упустить ни одной питерских прелестей, усердно насыщая подругу впечатленьями.