Сеть для миродержцев - [38]

Белолицый мальчик лет семи-восьми раздраженно зыркнул на молодого брахмана в дерюжной хламиде. Оправил на себе ланкийскую накидку-батик кшатрия, крашенную двойными спиралями по плотной кошенили, наморщил лоб и упрямо продолжил:

— Что двигалось туда и сюда? Где? Под чьей защитой? Что за вода была — глубокая бездна?

Он снова в упор посмотрел на наставника, словно ожидая от Гуру немедленного и толкового ответа на все загадки Мироздания. Лучше в двух словах, а еще лучше — разъяснить на пальцах, что именно двигалось туда-сюда и каким образом. Не дождался, тряхнул смолью кудрей, схваченных тонким обручем белого металла…

Заговорил снова.

— Не было ни смерти, ни бессмертия тогда! Не было ни признака дня или ночи…

Короче, ничего тогда не было, Наставник! — дерзко сверкнул глазами мальчишка. — И учить, значит, нечего… только зря время трачу!

— He было, — слегка наклонил голову учитель, глашаясь. — И все же было. Постарайся вспомнить как об этом говорит "Риг-Веда". Соберись с мыслями — я подожду.

Юный кшатрий понуро уставился в землю, и по выражению мальчишеской физиономии было совершенно ясно: думает он сейчас о чем угодно, кроме премудростей Веды Гимнов. Мимоходом покосившись на стайку однолеток — те сгрудились в отдалении, перемигиваясь и шепчась вполголоса, — незадачливый ученик вдруг оживился. На подходе к злополучному месту духовных изысканий обнаружились гости. Пожилой брюханчик, точь-в-точь оживший шарик-каламбхук с паучьими ручками-ножками, и с ним мальчик, ровесник обладателя почетной накидки, — низкорослый, худенький и до смешного серьезный. Бросив один-единственный взгляд по сторонам, он встал за спиной толстяка (отца? Гуру? просто сопровождающего?) и застыл в позе почтительного ожидания.

Идол идолом — лишь ветерок-бродяга лениво треплет края одежды, состоящей из двух кусков грубого полотна, да еще спокойно блестят черные глаза на скуластом, не по возрасту сосредоточенном лице.

Юный кшатрий не удержался и фыркнул.

— Тебя забавляют гимны старейшей из Вед? — поинтересовался у него учитель.

— Как можно. Гуру, но вон тот мальчишка… Его вид показался мне забавным. Взгляните сами: у него такое лицо, словно он знает все на свете! А гимн я сейчас вспомню… обязательно вспомню!

— Разумеется, — мягко улыбнулся молодой брахман. — Если царевич Друпада[17]-Панчалиец говорит, что вспомнит, — иначе и быть не может. Или мы попросим мальчика, который знает все на свете, помочь наследнику трона панчалов?

— Конечно, попросим!

Друпада едва не расхохотался вслух — мысль наставника показалась ему на редкость удачной.

Тем более что продолжение "Гимна о сотворении мира" как отрезало.

— Смиренно молю простить досужее любопытство, — учитель низко поклонился кругленькому гостю, безошибочно подметив на том брахманский шнур через плечо. — Но кем приходится этот малыш моему достойному собрату по варне?

— Сыном, — булькнул толстячок. — Звать Дроной.

— Просто Дроной?

— Просто.

Похоже, гость не слишком жаловал словесные изыски. Наречь сына просто-напросто Дроной, то есть Ларцом, а не Дарующим Плод Молений или, скажем, Кладезем Истины, мог лишь человек, напрочь пренебрегающий церемониями.

Как только мать допустила?.. Задразнят ведь чадо!

— В таком случае, позволит ли бык среди подвижников задать его отпрыску пару вопросов?

— Позволит. — Бык среди подвижников равнодушно кивнул и отвернулся.

"Кого-то ждет, — подумал учитель. — Кого? Одного из свиты царевича?"

— Благодарю. Мальчик, ты слышал начало гимна, который декламировал царевич Друпада?

— Слышал, достойный брахман, — подтвердил мальчишка, сложив передо лбом ладони-дощечки и согнув тощую спину в поклоне.

— Не желаешь продолжить?

Дрона выпрямился и, не меняя позы и выражения лица, заговорил:

— …Не было ни признака дня или ночи.

Дышало, не колебля воздуха, по своему закону Небо Одно,

И не было ничего другого, кроме него.

Мрак был сокрыт мраком вначале.

Неразличимая пучина — все это.

То жизнедеятельное, что было заключено в пустоту,

Оно Одно было порождено силой Жара.

— Благодарю тебя, Дрона. Достаточно, — ласково остановил молодой брахман мальчика, намеревавшегося продолжать. — Вот видишь, царевич, — обратился он к Друпаде, — совершенно необязательно быть престарелым мудрецом, чтобы выучить на память святые гимны. Тебе это тоже под силу.

— Еще как! — буркнул царевич, с неприязнью косясь на своего посрамителя. — А ему под силу захлопнуть пасть и…

Молодой брахман свел брови на переносице, и Друпада раздумал продолжать. Понятное дело, он — панчалийский наследник, ветвь славного рода, придет время, и тысячи тысяч поклонятся ему, но сейчас Друпада — всего лишь ученик, и перед ним — его Учитель!

— Прошу простить мою дерзость, о изобильный добродетелями, — оказалось, что языкатый Дрона уже стоит рядом и обращается к брахману-наставнику. — Но по моему скромному разумению, здесь изображен обряд Хома[18] в новолуние, о чем говорит верхний символ?

Действительно, на утрамбованной площадке при помощи камней, веточек, плошек с маслом и глиняных фигурок был выложен план совершения обряда, и вычерненный знак Месяца говорил о времени его проведения.