Сёстры меча и песни - [22]

– Ах да. Ваша дочь завтра предстанет перед судом за убийство, – произнес архонт. Он изучающе осмотрел каждого из них. – Если вы пришли повлиять на мой выбор, позвольте сообщить сразу, что любая попытка бесполезна. В моей юрисдикции взятки не принимаются.

Грегор был застигнут врасплох.

– Господин, мы пришли не для того, чтобы подкупать или уговаривать вас, а чтобы просить разрешения увидеть Хальцион.

Архонт вздохнул.

– Мне очень жаль, Грегор из Изауры, но это невозможно. Столь тяжкое преступление, как убийство, не предусматривает подобных привилегий.

– Но, господин… У меня не было возможности сказать моей дочери хоть слово. Пожалуйста.

– Невозможно.

Грегор выглядел так, словно готов был упасть на колени и ползти к архонту, готов был унижаться и молить. К счастью, Федра поддержала мужа, взяв его за руку.

– Милорд, – вымолвила мать нежным голосом. – Мы понимаем, что не можем посетить Хальцион. Но, быть может, нам позволят бросить на нее беглый взгляд? Последний раз, когда мой муж видел ее, она была публично высечена и пребывала в страшных муках.

Архонт смотрел на Федру и молчал. Эвадне казалось, что он сжалится, – ее мать могла убедить кого угодно, – но архонт лишь сказал:

– Повторюсь, мне жаль. Но я не могу этого допустить. Ваша дочь совершила два ужасных преступления. Она убила своего напарника, а затем сбежала от своего командора. Ее заклеймили как труса, а для воина это участь хуже смерти.

– Пожалуйста, господин, – взмолился Грегор. – Мы не разговаривали с Хальцион восемь лет.

Терпение архонта лопнуло. Он облокотился локтями о стол: свитки вокруг него задрожали, а свет, льющийся из окон, внезапно потускнел. Эвадна внимательно слушала, наблюдала. Едва дыша, стояла в этом сероватом свете и ждала.

– Складывается впечатление, что вы не осведомлены о масштабах преступления Хальцион, – устало изрек архонт. – И о том, кого именно она убила. Это так?

Грегор и Федра обменялись взглядами.

– Нам сказали, что она убила собрата-гоплита, – наконец ответила Федра.

Архонт встал. Несмотря на свой преклонный возраст, он был широкоплечим и высоким. Его руки – покрыты шрамами. На нем находились кожаные доспехи, а за спиной в ножнах висел меч, словно в любую секунду он готов был вступить в бой.

И тогда он посмотрел на Эвадну, сестру обвиняемой, единственную из всех, кто хранил молчание.

– Хальцион из Изауры не просто убила какого-то собрата-гоплита, – начал архонт. Его светлые глаза не отрывались от Эвадны. – Она убила сына своего командора, лорда Стратона.

8. Эвадна

На следующее утро, проснувшись после беспокойной ночи, Эвадна и ее родители устремились в главный зал агоры. Там уже собралась толпа, – наглядное подтверждение того, что Хальцион стала одной из самых прославленных воительниц армии Корисанды. Ее имя теперь сопровождалось словами трусиха, дура, убийца.

Сидя между родителями на скамейке в передней части зала, Эвадна силилась не обращать внимания на разговоры. Но шепот доносился до нее, заставляя дрожать.

Вскоре прибыл архонт и встал за трибуной, расписанной фазой луны. Его голову украшал венок из оливковых листьев; и это зрелище только усилило гнев Эвадны, пусть она и знала, что венок – лишь символ проницательности и знания.

Похожую корону носила богиня Аканта, когда столетия назад бродила среди смертных. Эту вечную корону, сплетенную из оливковых ветвей, сотворил для нее ее брат Эвфимий. Корона стала волшебной реликвией, которую она оставила на земле и которую еще предстояло найти. Лисандр был убежден, что однажды именно он найдет ее, стоит лишь набраться смелости и покинуть рощу. Дядя Озиас считал так же. Но никто так и не отыскал корону Аканты, и потому архонт явился на суд в обычном венке. Как символ богини, символ истины и знания.

С его прибытием в зале воцарилась тишина. Он развернул лежащий перед ним свиток и некоторое время молча читал. После появился Стратон, за которым следовала его семья: жена, дочь и еще один сын.

Эвадна слишком нервничала, чтобы посмотреть на них, хоть они и сели на скамейку, расположенную в поле ее зрения. Но затем она почувствовала на себе чей-то взгляд и подняла глаза.

Это был не командор, который сидел неподвижно и тихо, словно мужчину выточили из камня, и не его отличающаяся холодной красотой жена. Ее бесстыдно изучали их дети. Они были ненамного старше Эвадны, но их лица осунулись, как будто они не спали всю прошлую неделю.

Дочь – отражение своей матери, со своими светлыми вьющимися волосами, большими карими глазами и бледностью лица. На ней был роскошный хитон, такой тонкий, что при каждом вздохе переливался всеми цветами радуги, а фибулы на плечах сверкали изумрудами. На ее лбу поблескивал серебряный венец, что указывало на то, что она была опытной целительницей, как и сидящая рядом с ней мать.

Девушка первой отвела взгляд от Эвадны, будто не могла вынести ее вида.

Эвадна перевела взгляд на брата девушки.

Его распущенные, доходящие до плеч волосы были темно-каштанового оттенка. Черты лица – резкими, но гармоничными, словно бог долго раздумывал над ними. Его брови казались изящными, даже когда парень хмурился, они нависали над парой необычного оттенка глаз. Один глаз был карий, но другой, казалось, был раздвоен: верхняя половинка радужки была коричневой, а нижняя – светло-голубой. Эти разные глаза пронзили Эвадну, и в ответ она лишь опустила взгляд и посмотрела на его наряд.