Сестры - [12]
Наш костюм для игры в карты, которая лишь напоминала кункен, так как большинство правил нам было неизвестно, держался в секрете: голубая пижама в красные лодочки. Я надевала низ, а Джеки — верх, потому что у нее начала расти грудь; возможно, мне удастся найти для вас фотографию, сделанную одной зимой в Кении, где на мне надета эта пижама в красные лодочки. Поланду нравились домашние пижамы. Их носили до 70-го или 69-го, а может, и несколько позже. Надевая ее, я всегда вспоминала Дженет. Под пижаму никогда не надевались трусы, чтобы они не выделялись… я сошла с ума, сообщая все эти подробности о трусах. Я так и вижу заголовки: «Скейт рассказывает нам о нижнем белье». Или: «Невестка президента не носила трусов». Господи, я столько всего могу рассказать, что мне нет смысла преувеличивать. К тому же, это не было бы правдой. Знаете, я всегда отличалась целомудренностью.
Что мне нравилось в жизни с Поландом, так это возможность одеваться по собственному желанию и покупать все, что захочется. Барт и контрабанда из магазина для дипломатов остались в далеком прошлом. Я была княгиней Поланд и имела личный счет у кутюрье, как давным-давно при папе у «Сакс». Я начала часто захаживать к ним и именно у них создала свой первый стиль, сама стала его творцом. Мне не делали его на заказ.
Я обожала закрытые купальники, платья без рукавов и с круглым горлом, пуловеры, прямые брюки, пышные юбки, пояса, но больше всего — платья без рукавов. Нуреев говорил, что я похожа на цветок, стоящий в настолько высокой вазе, что нет ни малейшей возможности дотянуться до моих лепестков-губ.
Я бы предпочла, чтобы вы об этом не писали. Не желаю навешивать ярлыки с уймой известных имен на каждый этап моей жизни.
Вижу, вы открыто затрагиваете Щекотливую Тему. Да, когда речь идет о нарядах, я становлюсь транжирой, однако не всегда. Первоначально оригинальная идея всегда появлялась у меня. У Джеки их не было никогда. Она все время слушала мои советы по поводу того, что следует носить, за исключением, пожалуй, той истории с верхней частью пижамы, когда она хотела спрятать свою грудь. Тогда еще нельзя было говорить о настоящей груди, тем не менее то, что она начала расти, угнетало ее.
В Вашингтоне она сразу же была признана образцом элегантности, потому что благодаря моим советам одевалась как европейка. Джеки сообщала мне по телефону свое расписание, а я говорила ей, что необходимо надеть.
Чтобы облегчить задачу, у нас все было в двух экземплярах. Розовый костюм, который был на ней в день убийства, есть и у меня, однако никто не собирался убивать Поланда.
Не стоит проводить дурацкий психоанализ этого случая с грудью. Джеки была старше, и ее угнетало, что грудь у нее появилась раньше, чем у меня, и ей одной придется броситься в эту авантюру. Это означало, что Дженет посвятит целые дни разговорам на серьезные темы. В такие дни у нас создавалось впечатление, что она рассказывает нам о вещах, касающихся совершенно других людей. К тому же она была самым неподходящим человеком для подобных бесед. Никто, хуже Дженет, не мог бы нам объяснить, что такое быть женщиной: она порвала с Блэк Джеком.
Дженет ненавидела любовь, а грудь была воплощением любви.
Ладно, я полагаю, что мечтой всей ее жизни было видеть нас до конца наших дней в Безупречных Костюмах Молодых Девушек, Учащихся в Вассаре.
Вечером, устроившись на кровати Джеки, мы болтали о том, что действительно было важно для нас: о вещах, которыми мы дорожили, и о тех, к которым питали отвращение. Так вот, среди ненавистных вещей было хождение за покупками в сопровождении нашей матери.
Зато все, что шло от папы, — короткие пиджаки, чтобы взбираться на лошадь, сапоги, куртки с велюровым воротником для верховой езды, привычка закатывать по локоть рукава рубашки, — перешло к нам.
«Рэкет Клаб» брал реванш.
Покинув Дженет и Хаджхая, мы постоянно носили свободные костюмы. Свои первые джинсы я купила в год смерти папы. Джеки не имела права их носить. Из-за мужа. Мне кажется, она действительно ни разу их не надевала. Я просматривала фотоальбомы, ее часто можно увидеть в брюках, но в джинсах — никогда. Не знаю почему. Ей нравились брюки с заниженной линией талии, которые стали шить с 1970 года, и она могла их себе позволить. Однако никаких джинсов.
Именно так и создается стиль.
Никаких джинсов.
Джеки была единственной в своем роде, самой знаменитой женщиной в мире, которая не носила джинсы. В этом была вся Джеки — еще одно основание, делающее ее бесподобной. Уникальной.
В 1980 году я перестала ей помогать. После 80-го в Нью-Йорке можно было найти все, что ни пожелаешь. Во всяком случае, она больше не меняла свой стиль. Джеки продолжала покупать много, однако этого никто не замечал, потому что все вещи были похожими.
Она больше не звонила.
Не для этого.
И когда я, не беспокоясь о том, что происходило или не происходило в этом году, в некоторых случаях надевала такие же вещи, как она, вещи, известные благодаря фотографиям в журналах, все начинали говорить: «стиль Джеки», «Скейт унаследовала стиль Джеки», тогда как это был мой, мой собственный стиль.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
В безмятежной деревушке на берегу дикого острова разгораются смертельные страсти. Прекрасный новый мост, связавший островок с материком, привлек сюда и многочисленных охотников за недвижимостью, желающих превратить этот девственный уголок природы в туристический рай. Но местные владельцы вилл и земельных участков сопротивляются. И вот один из них обезглавлен, второй умирает от укуса змеи, третья кончает жизнь самоубийством, четвертый… Это уже не тихий остров, а настоящее кладбище! Чья же невидимая рука ткет паутину и управляет чужими судьбами?Две женщины, ненавидящие друг друга, ведут местную хронику.
Лю — двадцать лет. Она бедна, красива, рисует психоаналитические картины-каламбуры и мечтает преуспеть в жизни. Свои похождения, начавшиеся со встречи с известным писателем ЖДД, который ввел ее в круг развращенных интеллектуалов и коррумпированных политиков, она доверяет своему другу Дику — диктофону. Став любовницей нескольких писателей, владельцев художественных галерей, богатых торговцев и депутата-мэра, она открывает для себя удовольствия тех, кто живет в мире, где все, что имеет заоблачную цену, переходит в разряд бесплатного.Лю — роман-буфф, острая сатира а-ля Свифт, высмеивающая в розово-черных тонах культурно-политическую жизнь Франции конца прошлого века.
Роман «Битва» посвящен одному из знаменательных эпизодов наполеоновского периода в истории Франции. В нем, как и в романах «Шел снег», «Отсутствующий», «Кот в сапогах», Патрик Рамбо создает образ второстепенного персонажа — солдата, офицера наполеоновской армии, среднего француза, который позволяет ему ярче и сочнее выписать портрет Наполеона и его окружения.
Сентябрь 1812 года. Французские войска вступают в Москву. Наполеон ожидает, что русский царь начнет переговоры о мире. Но город оказывается для французов огромной западней. Москва горит несколько дней, в разоренном городе не хватает продовольствия, и Наполеон вынужден покинуть Москву. Казаки неотступно преследуют французов, заставляя их уходить из России по старой Смоленской дороге, которую разорили сами же французы. Жестокий холод, французы режут лошадей, убивают друг друга из-за мороженой картофелины. Через реку Березину перешли лишь жалкие остатки некогда великой армии.Герой книги, в зависимости от обстоятельств, становятся то мужественными, то трусливыми, то дельцами, то ворами, жестокими, слабыми, хитрыми, влюбленными.