Сестренки - [53]
Княжна уже достигла значительного прогресса в выявлении тонких нюансов польского языка, так что, увидав на вывеске надпись «Подвал под золотой пипой»[79], фыркнула нежным, девичьим смехом.
— Что же это за пивная для развратников?
— Похоже, что «пипа», это старопольское уменьшительное от имени «Фелиция» — Катаржина поднимает взгляд на кузину. Станислава отрицательно покачала головой.
— Раньше так называли устройство для выкачивания пива из бочки[80], — пояснила она и потянула девиц дальше.
Похоже, что ей тоже докучал голод. Вообще-то, без еды она могла выдержать несколько дней, но удовольствием это назвать было сложно.
Подземелья старинной части Кракова тянутся на километры. Это совершенно иной мир, не замечаемый с поверхности. Из ничем не примечательной подворотни ступени ведут вниз. А потом начинается лабиринт. Один подвал, проход, второй подвал, десятый… Иногда они располагаются на одном уровне, иногда — на двух, а то и трех. Как правило, одна подвальная система занимает пространство под одним городским кварталом. Но иногда, если несколько домов на улице принадлежали одному и тому же человеку, их подвалы соединяются друг с другом. Ба, встречаются даже экстерриториальные проходы, проходящие под соседскими владениями.
Краков издавна был купеческим городом. Когда-то в этих емких подземельях цвела жизнь. По замурованным сегодня спускам скатывали и выкатывали бочки с пивом, медом и токаем. Сквозь ведущие на поверхность шурфы на блоках спускали мешки с товарами, окованные деревянные сундуки, связки кожаной обувки. Купцы ушли, от них осталось лишь дыхание множества счастливых веков. Сегодня в подвалах разместились десятки пивных и гастрономических заведений: рестораны, пабы, винные подвальчики. Песни и тосты колотятся в кирпичные потолки, связанные замечательным строительным раствором XVI века. В подвалы, после множества лет забытья, вернулась жизнь.
В «Подвале под золотой пипой» дороговато, но вполне даже и симпатично. Сейчас, в обеденное время, клиентов весьма даже и немного В небольшом зальчике их всего двое. Если бы Станислава каким-то чудом заглянула в это помещение, она ужасно бы удивилась. За пивными кружками оговаривают свои дела два сообщника. Один из них — это ее древний знакомый, Димитрий, ученик алхимика Сендзивоя. Второй же — это Секлюцкий, преподаватель биологии из их школы.
— У меня имеется ее адрес, — сказал биолог, вынимая из бумажника сложенный вчетверо листок. — Был в заявлении о приеме на работу.
— А вот интересно, адрес настоящий? — вздохнул второй мужчина. — Она ведь могла и хорошенечко замаскироваться. Ты уверен, что это именно она?
Он вынул из кармана фотографию, сделанную около 1880 года, и задумчиво крутит ее в пальцах.
— Абсолютно. Ты мне разъяснишь?
Колебание. Что сказать дружку? Правду, полуправду, соврать?
— Она живет очень долго и не стареет, — наконец-то отозвался он. — Мой прадед и дед пытались накрыть ее.
— Но ведь такое невозможно…
— Естественно, — усмехнулся Димитрий, подсовывая приятелю фото. Тот видел его неоднократно. И действительно, похожесть практически исключает ошибку.
— И что делаем дальше?
— Ну что же, раз нам известно, где она проживает, нужно будет ее убить.
— Вот так просто: убить? — обеспокоился его собеседник.
— Ладно, не убить. Ликвидировать. Вампиров ликвидируют. Сможешь потом сделать вскрытие. Возможно, обнаружишь чего-нибудь любопытное. Только не говори, будто бы тебя что-то останавливает. Твой блестящий план по получению миллиона долларов требует гораздо больше жертв…
— Совсем даже и не обязательно, — тут же встрепенулся биолог. — Заразность не столь уже и велика, тем более, что сейчас болезнь можно и лечить. Я рассчитываю на то, что число смертей не превысит десяти процентов.
— А это правда, что Всемирная Организация Здоровья платит по пятнадцать тысяч долларов за каждый доказанный случай черной оспы? — удивлялся Димитрий.
— Да. Но с 1974 года ни одного не было отмечено. Болезнь вымерла в принципе. А точнее, была уничтожена человеком. Вплоть до нынешнего момента. У меня в препараторской имеется восьмилитровая баночка, а в ней — культуры бактерий, изолированные из старых вакцин[81]. Теперь они потихонечку размножаются на питательном растворе… Придется, правда, несколько недель подождать.
— Что, целых восемь литров? Только не гляди с таким укором, это же ты у нас специалист по микробиологии.
— Да нет, и нескольких капель хватит, но проблема в том, что бактерии в вакцине были химическим путем кастрированы. Размножаются крайне медленно. Каждое последующее поколение проходит естественный отбор. Самые слабые — гибнут, самые сильные — развиваются быстрее всего. После нескольких десятков циклов полностью восстанавливают давнюю живость. Вот тогда можно будет и позабавиться.
— Черная оспа…
— Можно сказать, что я сражаюсь за то, чтобы вернуть биологическую разнородность, — слегка усмехнулся учитель. — Я спасаю от окончательного уничтожения целый вид живых существ.
— Понятно… а в качестве награды получишь миллион баксов. Жаль, что не Нобелевскую премию.
