Сестра моя - смерть - [10]

— — Девочка, девочка моя любимая! — сквозь .слезы проговорила она.

— Здравствуйте, мама, — тихо ответила Лена.

— Но почему, почему такой холодный тон! — Голос у Лениной матери был звучный и приятный, если бы не было ,в нем этакой театральной фальши.

Лена отвела глаза и случайно посмотрела в зеркало, висевшее напротив. Она успела заметить, как старшая сестра нахмурилась в привычном раздражении. Встретившись с Леной взглядом в зеркале, Ольга усмехнулась и подняла глаза к потолку. Лена сделала шаг ближе и засмеялась:

— Смотри!

В зеркале отражались две молодые женщины, совершенно по-разному одетые и причесанные. У Лены на лице почти не было косметики — она привыкла в театре пользоваться гримом и в жизни давала лицу отдохнуть. Ольга же, напротив, косметикой хоть и не злоупотребляла, но красилась сильно. Несмотря на это, скромно, почти бедно одетая девушка из провинции и крутая жена крупного чиновника были похожи. Ольга наклонила голову, внимательно присматриваясь, потом они одновременно подняли руки к волосам — Лена с намерением распустить длинные волосы, забранные в гладкую прическу, а Ольга, напротив, чтобы забрать пышные волосы гладко.

Жесты были настолько одинаковы, что обе замерли, всматриваясь в зеркало.

— Чудеса! — Ольга вертела головой. — Прямо как близнецы в «Королевстве кривых зеркал».

— Ничего удивительного, — раздался спокойный голос с дивана, — вы обе — мои дочери и похожи на меня.

Лене всегда говорили, что она похожа на отца. Ольга же поняла, что все рассказы матери о другом человеке, которого она любила и который якобы мог быть отцом Ольги, — сплошное вранье или, если выразиться помягче, фантазии.

«Какого черта им не жилось вместе, — в первый раз в жизни подумала Ольга, — были бы мы нормальной семьей, с сестрой бы дружили».

Теперь же она не испытывала к сестре родственных чувств, вообще никаких — как можно питать чувства к химере. Не было никакой сестры тридцать лет, так откуда взяться теплому чувству к посторонней женщине, которую видишь, считай, впервые?

Она вызвала Лену в Петербург с совершенно определенной целью — повесить на нее полусумасшедшую мать. Правда, психиатр, которого Ольга с большой секретностью приглашала к матери, после трехчасовой беседы дал обтекаемый ответ, что никаких таких особенных отклонений он в психике Аллы Борисовны не заметил, но Ольга твердо была убеждена, что мать понемногу сходит с катушек. Начать с того, что год назад мать категорически отказалась выходить из дому. «Не хочу — и все!» — заявила она.

Немногочисленных приятельниц она отвадила еще раньше, зато Ольге звонила бесконечно, в любое время дня и ночи. Муж предлагал сиделку, самый лучший санаторий, закрытую частную клинику — все было напрасно. Матери нужно было только третировать Ольгу. Она воспитывала дочь одна, твердила она зятю, и теперь, в старости, имеет право на маленькую частичку тепла и дочерней благодарности.

Поэтому Ленине письмо Ольга восприняла как дар свыше. За то, чтобы вырваться из провинции, за тряпки и жизнь в большом городе, нищая сестричка будет безропотно терпеть все материны выкрутасы, думала Ольга. И мать пусть только попробует возразить против ее присутствия — та тоже ее родная дочь, приехала позаботиться о больной матери — крыть нечем!

Но сейчас, глядя в зеркало, на них с сестрой, Ольга поняла, что ей подвалила удача.

Сестра сделает все, что она захочет. Если попытаться выдать Лену за себя… А что, грим, прическа. Откормить немного, чтобы кости не выпирали. Проклятый Аскольд будет охранять Лену, считая, что это — Ольга, а она тем временем сможет позволить себе немного расслабиться в обществе Игоря, потому что добропорядочная жизнь с вице-губернатором Шуваловым сводила ее с ума.

* * *

Надежда проснулась от стука в окно.

— Надежда, так ты еще спишь, что ли? — бодро взывала соседка по даче Нина Михайловна, а ее эрдель Персик басовито лаял, заглушая слова.

Надежда отворила окно:

— А сколько времени? Уже пора?

— Давно пора, восьмой час уже. Пока дойдем, пока туда-сюда, потом от жары спаримся.

— Сейчас соберусь, — сказала Надежда, подавляя зевок, — заходите, Нина Михайловна.

— Спасибо, я тут с Персиком погуляю. Баба Маня сейчас подойдет. У тебя кот где?

— Тут вот спит. В четыре утра явился.

— А то смотри, как бы чего не вышло.

Персик был известен в деревне как лютый ненавистник кошек. Вреда большого он им не причинял по причине своей бестолковости, но гонял страшно, с топотом и лаем на всю деревню. Надежда оглянулась на своего рыжего кота Бейсика. Тот шипел, пушил хвост, вздыбливал шерсть на спине, но не делал никаких попыток выскочить в окно и показать этому негодяю эрделю, где раки зимуют.

— То-то же, сиди уж дома и не связывайся.

Надежда выпила стакан молока с булкой.

Надела старые мужнины тренировочные штаны, клетчатую рубашку с длинными рукавами, сапоги, голову повязала платком, велела Бейсику быть за хозяина и вышла. Соседки махали ей из-за забора — скорей, мол.

Еще с вечера неугомонная Нина Михайловна сговорила всех идти за малиной. Собирались человек пять, но кто-то проспал или передумал, и в результате их оказалось трое, не считая собаки. Местная деревенская бабушка Маня была приглашена как проводник, чтобы показать дорогу в дальний хороший малинник.