Сестра морского льва - [31]

— Ты-ы-ы?

— Ну где же вы все пропали, где? — послышался голос Альки. — Я жду-у, а он ушел и... Здравствуй, дядя Боря. Можно, и я покопаюсь?

НОЧНОЙ РАЗГОВОР

К вечеру поднялся ветер. Он подвывал на чердаке, пищал, протискиваясь через щели плохо промазанных в рамах стекол, и порой вдруг тяжко вздыхал в печной трубе. Тучи откуда-то наползли, прикрыли бухту: тяжелые, лохматые, холодные. А в Доме Песца было тепло, вкусно пахло дымком и горячей отварной картошкой. Устроившись с ногами на топчан, Алька зашивала на куртке Бориса рыжую дыру, прожженную у костра, а мужчины, сидя друг напротив друга, предавались воспоминаниям.

— А помнишь, как ты нашел почти целый ботинок на острове Топорок?

— Ха, еще бы. Я его подарил одноногому дяде Пете из Никольского, — рассказывал Борис. — А потом, ты уже уехал, вдруг нахожу такой же в бухте Гнилой. Я к дяде Пете, говорю — отдай, а он...

— А помнишь про бутылку с запиской? А, чуть не забыл: держи обещанный ром с острова Тринидад.

— Неужели с самого Тринидада? Фантазия!.. Прислали мне все же десять долларов. Если поеду в Америку — прокучу в каком-нибудь ночном клубе. Расскажи-ка мне про заграницу, старик, как они там — загнивают?

— Подожди, а что со шхуной? — спросил Волков, кромсая ножом тяжеленную, как свинцовая труба, колбасу холодного копчения. — Где наш Мартыныч? «Помнишь ли ты рейды Сингапура?»

— Ха! А Филин тебе не рассказывал? Жив-здоров наш Мартыныч, гонят его на пенсию, но старик крепок, как дерево главной реи фок-мачты. И знаешь, где он? На «Актинии»! Да, черт побери, перестроили ее слегка; переделали косое вооружение на прямое, учебный это теперь, Валера, корабль. — Борис, довольный, засмеялся и, сполоснув стаканы, поставил их на стол. — Ну, сколько тебе?

— Пять капель, — сказал Волков. — За паруса!

— За паруса!

Ветер все усиливался. Сопел задремавший Бич. Стукнуло вдруг что-то на улице, вроде шел кто-то к дому. Борис бросился к дверям, выглянул. Вернулся. Нет никого, просто ветер балует.

— Наверно, Лена из Говорушьей прямо в Урилью или на Большое лежбище побежала, — озабоченно сказал он. — Я бы сходил в Говорушью, да каланов без присмотра боюсь оставить. В прошлом году зверобои лишь только появились на острове, как я сразу же двух своих зверюшек недосчитался... Такие вот дела, старик.

— Кстати, много слышал о каланах, а ни разу их не видел, — заметил Волков. — Помнишь, как мы с тобой в какой-то бухточке их подкарауливали? Холодина тогда была дикая. У тебя даже иней на ушах вырос.

— Не у меня — у тебя, — засмеялся Борис и, посуровев, строго сказал: — Нету сейчас каланов — разбрелись по мелким бухточкам: у мамок ведь ребятишки, вот и таятся. А самцы ушли в океан, далеко от берега. Вот сегодня я, например, никого не видел. Да и Лена, когда была тут, тоже...

— Ну, дядя Боря, вы и хитрющий! — воскликнула Алька и перекусила зубами нитку. — Ну как вы боитесь за своих каланов! Проси-проси, Волк.

— Мы осторожно. Поглядим из-за камней и уйдем.

— Старик, пойми меня правильно, — твердо сказал Борис, — эта популяция каланов сейчас чуть ли не единственная в мире. Стоит их распугать — и потом они уже не соберутся вместе. Да если я кого пущу на лежбище, Ленка мне голову отвинтит! Вот бросишь ты свой окурок на том месте, где они на берег выходят, и...

— Курю трубку. Ты же видишь.

— Пепел. Пепел, черт побери! Вот ты возьмешь и выколотишь трубку о камень. Или спичку кинешь. И конец — уйдут зверюшки. Нет и еще раз нет! — решительно заявил Борис, хватая ведро. — Кстати, устроишься в Урильей, погляди, нет ли там где старого, седого калана. Ушел куда-то и молоденькую каланку увел.

Хлопнув дверью, он вышел, а Волков задумчиво предложил Альке:

— А не махнуть ли нам в Говорушью? Утречком? А уж оттуда в Урилью.

— Идемте! — тотчас согласилась Алька. — Там такая пещера. В ней даже жить можно, вот Лена там, наверно, и ночует. Я бы хоть сейчас туда побежала, ужас как по ней соскучилась. Ну как бы мне дотерпеть до утра, а?

— Ты лягушка-путешественница, — засмеялся Волков и потрепал девочку за тяжелую прядь волос. — Знаешь, мы с тобой оба бродяги.

Экономя керосин, потушили лампу часов в десять и улеглись. Курили. Волков рассказывал старому другу о всяких происшествиях, которые происходили с ним в море, а Борис ему, что когда еще учился, то был женат на хорошей женщине, но случилось несчастье — погибла его жена в авиационной катастрофе, погибла, оставив ему сына... Да, а парень что надо! У бабушки живет, одиннадцать уже лет мальцу. На следующий год он привезет сына сюда, на остров, пускай помогает, пускай познает природу... И вот — Лена. Думали еще в прошлом году пригласить друзей на торжество, да что-то она все тянет...

В этой вот комнате они и просиживали с ней до утра над учебниками, определителями, таблицами. Молодец она: уж если за что возьмется — обязательно доведет дело до конца! Решили теперь, уже вместе, написать большую монографию о морских бобрах, каланах.

— ...Понимаешь, каланы — это совершенно «белое пятно» в науке. Так сказать, терра инкогнита. Масса неясностей. Например, как живут каланы зимой? Имеются сведения, что каланы очень легко приручаются, и тут возникает мысль: если так, то нельзя ли создать каланью ферму? Разводить их в полуневоле, а потом расселять по другим островам, по бухтам, предположим, Камчатского полуострова. Занятное дело, старик. Будем мы с Леной эту зиму сидеть в бухтах, вести наблюдение за зверюшками. — Борис чиркнул спичкой, закурил и продолжил: — И знаешь, о чем мечтаю?.. Мечтаю, что мы сможем возродить этих вымирающих животных, это же, черт побери, было бы целым переворотом в науке. Подохну на этих островах, но своего добьюсь...