Сестра Харуна-ар-Рашида - [58]
Едва рассвело, как шейх Исмаил направился к замку Вечности. По дороге ему встретились загонщики. Это были молодые рослые парни. Они ехали гуртом. На войлочных шляпах оседала пыль. Подражая птичьим крикам, сокольничий подстрекал соколов, псовый охотник науськивал собак. Вот он спустил одну, она ринулась к одинокому дереву, росшему на краю дороги, обнюхала его и, прижав уши, смиренно вернулась к хозяину. Лязгали цепи, на которых вели гепардов, ржали взбудораженные кони, лаяли псы, перекрикивая друг друга, кричали рабы. Шум стоял невообразимый.
Шейх Исмаил въехал за крепостную стену и перед четвертыми воротами встретил Масрура, от которого услышал, что халиф поджидает его и не велит спешиваться.
Соблюдая ритуал встречи, он все же слез с лошади. Ворота раскрылись, пропуская эмира правоверных. Халифу подвели коня, он вскочил в седло и, увидев старейшего хашимита, отделился от свиты.
— Вперед, дядюшка! — крикнул он, осаживая жеребца. — Если аллах пожелает, сегодня будет удачный денек!
Шейх Исмаил сел на лошадь, устремился вслед за племянником, догнал его и пристроился так, чтобы ехать, отставая на длину лошадиного крупа.
Заметив, сколь точно старец соблюдает обычаи, Харун ар-Рашид обернулся и разрешил ему ехать рядом.
Глава L
БЕСЕДА
Они молчали: шейх Исмаил — потому, что мусульманские традиции запрещали ему беспокоить эмира правоверных и первым начинать разговор, Харун ар-Рашид — из-за невеселых дум, которые снова овладели им.
Багдад скрылся за холмами. Неширокая лента дороги вилась среди садов и виноградников. Халиф и шейх Исмаил ехали рядом. Харун ар-Рашид послал Масрура поторопить загонщиков. Потом натянул поводья и оглянулся.
Свита, догадавшись, что он хочет говорить со старцем, отстала.
Халиф глянул через плечо и, удостоверившись, что поблизости никого нет и разговор не будет подслушан, спросил, поворачиваясь к шейху Исмаилу:
— Вчера, дядюшка, ты поминал меня не очень-то добрыми словами. Не так ли?
— Что бы ни произошло, я желаю эмиру правоверных лишь прочной власти и долгой жизни, — ответил старец.
Хотя сомневаться в искренности его слов было невозможно, никому не веривший Харун ар-Рашид наклонился, чтобы поправить расшитую шелком попону, запустил пальцы в гриву коня и сказал:
— Эх, дядюшка, будем откровенны: затаил ты на меня обиду. Но я не могу осуждать тебя. Признаюсь, я поступил дурно, отклонив просьбы родственника в угоду человеку, для которого сделал много и который в ответ платит мне черной неблагодарностью.
Он умолк, ожидая, что скажет старец.
— Халиф превыше всех на свете! Порицать его вправе только аллах! — ответил старец, догадываясь, что эмир правоверных намекает на визиря. Другой бы на его месте немедля возобновил прошения, но шейх Исмаил был слишком благороден, чтобы прибегнуть к такому ходу. Визирь впал в очередную немилость. Но к чему это приведет? Не к окончательному ли разрыву между халифом и визирем? Это было бы ужасно!
— Племянник, я вижу, недоволен своими слугами, — добавил он, вздыхая. — Мне трудно судить, я не знаю, в чем дело…
— Уж не хочешь ли ты меня уверить, дядюшка, будто не понимаешь, о ком идет речь? — усмехнулся Харун ар-Рашид. — Не притворяйся, отлично понимаешь!
— Если не ошибаюсь, эмир правоверных недоволен Джаафаром ибн Яхьей…
— Вот это уже другой разговор! Приятно слышать. Но не странно ли, что я недоволен человеком, которому своей властью предоставил полную свободу действий, доверил дела халифата? Странно? Нет, чудовищно! Визирь дурачит меня, он ждет не дождется моей гибели!
— Не может быть! — вырвалось у шейха Исмаила. — Насколько мне известно, Джаафар ибн Яхья — преданный слуга эмира правоверных!
Харун ар-Рашид молчал. Лошади ступали медленно. Над углубившейся в рощицу дорогой сплетались ветви лавров. Всадники ехали в густой тени. Слева на склоне холма виднелось живописно раскинувшееся богатое селение: добротные дома с плоскими крышами-верандами, хозяйственные постройки, посадки кунжута, сандаловых деревьев; в низине паслось большое стадо, земля была усыпана финиками, на гумне феллахи просеивали маис, зерна было много…
— Интересно, кому принадлежит это селение? — проговорил халиф и, заранее злорадствуя, стал поджидать ответа.
— Оно — собственность визиря, племянник.
Халиф вздохнул и сказал:
— Вот именно, визиря, дядюшка! Селения вокруг Багдада, сады, пашни, огороды, виноградники, лучшие земли — все, все принадлежит Бармекидам! Мне кажется, будто они хозяева арабской земли, а вовсе не мы, Аббасиды. Да что там! Страна в руках визиря и его родственников! Неужели ты этого не видишь? Скажи, у кого больше золота и серебра? У кого больше земельных угодий?
Шейху Исмаилу почудилось, будто земля у него под ногами зашаталась.
— Бармекиды — твои слуги, племянник! — воскликнул он, обнаруживая свое пристрастие к персам. — Их ценности, угодья, дворцы принадлежат тебе, только тебе!
— О дядюшка, я тобой восхищаюсь! — воскликнул халиф, поднимая вверх руки. — Ты защищаешь тех, из-за кого вчера пострадал! До чего же ты любишь наше государство! Ради него прощаешь горечь тройного отказа! Но все же подумай, прав ли ты. Пойми, я не чувствую себя хозяином Бармекидов! Они не мои рабы! Это я их раб! Да, я!
В историческом романе «Аль-Амин и аль-Мамун», написанном в 1906 г. известным египетским писателем-просветителем Джирджи Зейданом (1861–1917), изображены события, связанные с борьбой за престол между сыновьями знаменитого халифа Харуна ар-Рашида в IX веке.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман — своеобразное завещание своему народу немецкого писателя-демократа Роберта Швейхеля. Роман-хроника о Великой крестьянской войне 1525 года, главным героем которого является восставший народ. Швейхель очень точно, до мельчайших подробностей следует за документальными данными. Он использует ряд летописей и документов того времени, а также книгу Циммермана «История Крестьянской войны в Германии», которую Энгельс недаром назвал «похвальным исключением из немецких идеалистических исторических произведений».
Историко-приключенческий роман-трилогия о Молдове во времена князя Штефана Великого (XV в.).В первой части, «Ученичество Ионуца» интригой является переплетение двух сюжетных линий: попытка недругов Штефана выкрасть знаменитого белого жеребца, который, по легенде, приносит господарю военное счастье, и соперничество княжича Александру и Ионуца в любви к боярышне Насте. Во второй части, «Белый источник», интригой служит любовь старшего брата Ионуца к дочери боярина Марушке, перипетии ее похищения и освобождения.
Роман о национальном герое Китая эпохи Сун (X-XIII вв.) Юэ Фэе. Автор произведения — Цянь Цай, живший в конце XVII — начале XVIII века, проанализировал все предшествующие сказания о полководце-патриоте и объединил их в одно повествование. Юэ Фэй родился в бедной семье, но судьба сложилась так, что благодаря своим талантам он сумел получить воинское образование и возглавить освободительную армию, а благодаря душевным качествам — благородству, верности, любви к людям — стать героем, известным и уважаемым в народе.
Книги Элизабет Херинг рассказывают о времени правления женщины-фараона Хатшепсут (XV в. до н. э.), а также о времени религиозных реформ фараона Аменхотепа IV (Эхнатона), происходивших через сто лет после царствования Хатшепсут.