Сестра Харуна-ар-Рашида - [4]

Средневековые арабские историки любят также преувеличивать роль Бармекидов в халифате, уверяя — без достаточных на то оснований, — что именно они благотворно влияли на политику Харуна ар-Рашида и что с их низложением кончилась эпоха справедливости и начался период деспотизма и притеснений. Современные историки Востока (в частности, акад. В. В. Бартольд), анализируя исторические факты, приходят к выводу, что Бармекиды, при всех своих заслугах, вовсе не были бескорыстными и безгрешными, а кроме того, не были и полновластными хозяевами в халифате, определявшими характер его политики, и что традиционный образ знаменитого визиря Харуна ар-Рашида также идеализирован. Этот налет идеализации сохранился и у Зейдана.

Факты показывают также, что падение Бармекидов не было внезапным результатом халифского гнева, а подготавливалось заранее, подогреваемое, очевидно, страхом перед усилением влияния иранцев.

Большинство старинных арабских хроник связывает катастрофу, постигшую Бармекидов, с эффектной романтической историей. Эту историю Зейдан и кладет в основу сюжета, справедливо отмечая, впрочем, и политические причины постепенно растущего недовольства Харуна ар-Рашида своим любимцем; получается, что история с Аббасой как бы переполнила чашу терпения халифа.

Однако уже в XIV веке арабский историк Халдун поставил под сомнение достоверность этой версии; в настоящее время она определенно считается несостоятельной. Есть мнение, будто бы распространил ее сам халиф: коварное убийство помощника и друга — пусть по политическим мотивам — должно было возбудить общественное мнение против него; убийство же ради защиты чести семьи было для средневекового араба делом естественным и даже похвальным.

Конфликт Харуна с Джаафаром и Аббасой пересказывается Зейданом согласно ранним источникам; толкуется же вся история в современном автору духе, с оттенком поучительности. В ней четко расставлены акценты и ясны симпатии. Зейдан, как истинный просветитель, осуждает стремление к абсолютной власти, ему ненавистны жестокость и деспотизм. Он дает понять, что вся разыгравшаяся кровавая трагедия — по сути дела следствие неукротимого деспотизма ар-Рашида и господствующих в обществе порочных нравственных понятий.

Казалось бы, писатель-патриот, разделявший всеобщее увлечение героической историей прошлого, обращаясь к эпохе блеска и могущества арабского халифата, должен был найти какую-то более светлую картину, подчеркнуть былую мощь арабов. Но Зейдан преследует иную цель: ему надо не только показать блеск золотого века, но и попытаться вскрыть те причины, которые постепенно превратят этот золотой век в полосу упадка. Согласно воззрениям арабских просветителей, первые мусульманские владыки, так называемые праведные халифы, стоявшие у власти после смерти пророка Мухаммеда (630—650-е годы), были справедливыми и бескорыстными, вели суровый образ жизни, стремясь направлять своих подданных верным путем и заботясь об их благе.

Постепенно власть в халифате переродилась в чисто светскую [3], и арабская держава была погублена тем, что халифы перестали печься о справедливости и благе народном, а лишь стремились к неограниченной власти, умножению своих богатств, к роскоши и земным наслаждениям. Это антидемократическое перерождение власти, по мнению просветителей, и привело арабский халифат, равно как и предшествующие ему великие державы, к упадку. В истории же с Харуном ар-Рашидом Зейдан видит тому весьма поучительный пример. Отсюда мост перебрасывается и в современность, порождая мысль о губительности тирании. II когда Аббаса гневно обличает деспотизм своего брата, ее устами говорит сам автор.

Разложение власти порождает бесконечные придворные интриги, в которые втянуты и халиф, и его жена, и оба наследника, и отвергнутый претендент на престол, и придворные. Следуя исторической правде, Зейдан не может изобразить совершенно чистым и непричастным к этому клубку всеобщей вражды и злобы того героя, которому он явно симпатизирует и которого противопоставляет Харуну, — халифского визиря Джаафара. Он наделяет его умом, красотой, благородным сердцем, смелостью, он подчеркивает заслуги Джаафара и всей визирской Семьи перед халифатом, особенно в деле культурного развития страны, — последнее интересует его, как истинного просветителя, больше всего.

И тем не менее он не может сделать Джаафара, правую руку халифа, воплощением справедливости, идеальным героем, тем, кто мог бы здраво оценить положение и искать путей его исправления (а без этого потускнеет назидательный смысл романа). Поэтому так важна для Зейдана фигура Исмаила ибн Яхьи, дяди халифа, человека мудрого и высоконравственного, далекого от всех придворных интриг, человека, который ценит в людях два качества — честность и набожность — и у которого одно желание — видеть халифат процветающим. Для Зейдана это олицетворение непоколебимой принципиальности, гуманности и разума, совесть эпохи, и пусть герой почти не играет роли в сюжетной интриге — без него роман не мог бы существовать. То есть это был бы совсем другой роман.

Важен в поучительном смысле и любовный конфликт романа; его функция отнюдь не просто развлекательная. Это станет понятным, если вспомнить о тяжелом положении восточной женщины, которой религиозный закон запрещает покидать женскую половину дома и видеть чужих мужчин, которую отдают замуж — как вещь продают, не спрашивая ее согласия. Арабские просветители, в том числе и Зейдан, уделяли борьбе за женскую эмансипацию очень много внимания, считая ее одним из главных путей к прогрессу нации. Правда, речь шла еще не о политических правах, имелось в виду освобождение женщины как личности, о ее праве на уважение, на любовь, на самостоятельный выбор спутника жизни. Под этим углом зрения история Аббасы оказывается для читателей — современников Зейдана — чрезвычайно актуальной, и недаром автор постоянно подчеркивает значение и могущество любви в человеческой жизни, любуется чистыми и нежными взаимоотношениями Аббасы и Джаафара, — чем прекраснее идеал, тем страшнее его неизбежная гибель в условиях, противных естественным законам жизнп. И совсем уже современно для тех лет звучат рассуждения Аббасы и Атбы о деспотизме мужчин.