Сесилия Вальдес, или Холм Ангела - [189]

— Монтес де Ока.

— Ого! Каким образом тебе удалось этого добиться?

— Я пошла к нему и пригласила его.

— Ты была с ним знакома?

— Нет, но я знала его в лицо.

— Может быть, с ним была знакома бабушка?

— Да, мамочка ходила к нему домой, и он тоже каждый месяц навещал ее.

— Он ее лечил?

— Нет, мамочка почти никогда не болела настолько серьезно, чтобы надо было обращаться к доктору.

— Так какие же могли быть между ними дела?

— Мамочка получала у Монтеса де Ока ежемесячный пенсион.

— Ежемесячный пенсион?! А, теперь я припоминаю: я слышал, что Монтес де Ока когда-то, очень давно, нанял у папы в кормилицы эту самую Марию-де-Регла, жену нашего повара. Надо было вскормить какого-то незаконнорожденного младенца, дочь одного из приятелей доктора. Теперь мне понятно, что именно ввело Дионисио в заблуждение. Он, вероятно, вообразил, что та девочка — это ты. Само собой разумеется, это была не ты. Но, конечно, разве такого наглеца разубедишь! Тебя тогда еще и на свете не было. Посуди сама — ведь после той девочки Мария-де-Регла почти целых два года кормила нашу Аделу. И одно я знаю совершенно точно: негритянка эта испортила маме немало крови. А Монтес де Ока обещался платить папе за наем Марии по две золотые унции в месяц, но я подозреваю, что он так и не отдал отцу этих денег — Монтес де Она не любитель платить долги. Поэтому меня и удивляет, что вы ежемесячно получали от него какие-то деньги. Ты не знаешь, каково происхождение этого пенсиона?

— Происхождение? — недоуменно спросила Сесилия.

— Я хочу сказать, — уточнил свою мысль Леонардо, — может быть, ты знаешь, на каком основании или по какой причине выплачивался бабушке этот пенсион? Словом — откуда он взялся?

— Не знаю. Вернее, я никогда не пыталась это выяснить.

— Нет, ты знаешь, но только не хочешь сказать. Я по твоим глазам вижу.

— Значит, у вас испортилось зрение.

— Голову готов прозакладывать, что Монтес де Ока выплачивал этот пенсион по от себя лично.

— Я тоже так думаю.

— А! Вот видишь. Стало быть, ты все знаешь, а говоришь, что тебе ничего не известно!

— Но ведь вы совсем не о том меня спрашивали. Вы меня спросили, знаю ли я происхождение пенсиона или причину, почему его выплачивали. А об этом я и понятия не имею. Мне известно только, что Монтес де Ока выплачивал бабушке какие-то деньги от имени одного своего друга…

— Ты знаешь, кто этот друг? — перебил ее Леонардо.

— Я знаю его в лицо, — замявшись, отвечала Сесилия.

— Как его зовут?

— Ах, об этом, как говорится, пусть любопытный читатель догадывается сам.

— Нет, ты мне скажи! Скажи! — настаивал молодой человек, беря ее за руку. — Я хочу это знать не из любопытства, а совсем по другой причине. Я тебе потом объясню почему.

— Этот человек очень хорошо вам известен.

— Кто же он?

— Ваш отец.

— Мой отец! — вскричал Леонардо, пораженный столь неожиданным признанием. — Неужели мой отец мог забрать себе в голову… — Леонардо не договорил и, сдержавшись, добавил: — Ты в этом уверена?

— Совершенно уверена.

— И давно ты знаешь моего отца?

— О! С тех пор как помню себя.

— Где же ты с ним встречалась?

— Я постоянно сталкивалась с ним то на одной улице, то на другой. Куда, бывало, ни пойду, непременно наткнусь на него. Иной раз и думать про него забудешь, а уж он тут как тут. И вечно он на меня сердился, не знаю почему, и бранил меня — как только не честил: и непутевая, мол, я, и пропащая, и бесстыдница невоспитанная. И все пугал, что скажет солдатам, и они меня заберут.

— А ты знала тогда его имя?

— Нет, это я узнала гораздо позже, когда выросла. Но он и взрослую меня ни во что не ставил. А мамочку он очень уважал и даже дружил с ней. Иногда он останавливался у нас под окном поговорить с мамочкой и говорил с ней всегда обо мне.

— Что же он ей говорил?

— Да, уж наверно, не хвалил меня. Все советовал ей держать меня построже, чтобы я не могла видеться с вами; говорил, чтобы не пускала меня с вами на балы, что будто вы ловелас и ветреник и рано или поздно променяете меня на другую. И еще он говорил, будто у вас есть невеста, какая-то очень богатая девушка, и вы женитесь на ней, как только получите степень бакалавра прав.

— То, что ты рассказываешь об отце, — совершенно невероятно. Я просто поражен! Если бы это рассказал мне кто-нибудь другой — я бы не поверил. Какую цель он преследует? Тут, конечно, дело не в любви, против этого говорит все его отношение к тебе. Нет, он, разумеется, не влюблен в тебя. Да и не такой человек мой отец, чтобы заводить какие-то интрижки. Теперь я понимаю, что ошибался…

— Кстати, мамочка тоже очень была недовольна моим знакомством с вами. Она не хотела, чтобы я вас любила, и, умирая, наказывала мне порвать с вами.

— Но ведь ты не думаешь выполнить ее волю, не правда ли? — пылко возразил Леонардо.

— Теперь уже слишком поздно, — отвечала Сесилия, краснея. И, понизив голос, она добавила: — Дай бог, чтобы мне не пришлось раскаяться в своем непослушании.

— Клянусь всем, что есть святого, — с жаром воскликнул молодой человек, — тебе никогда не придется раскаиваться в том, что ты вверилась мне! Но послушай — все же твой рассказ никак не объясняет этой загадки с пенсионом. Почему, с какой стати отец выплачивал твоей бабушке какие-то деньги? Этого я, хоть убей, в толк не возьму. Тебе он, вероятно, уже ничего давать не будет…