Сесиль. Амори. Фернанда - [4]
— Ваше императорское высочество не возражает? — спросила Фернанда.
— Разумеется, нет! — ответил принц. — К тому же я буду очень рад увидеть эту девушку, а главное, полюбоваться гем, что скрывается в картонке, которую она так скромно держит на коленях.
— В таком случае пригласите ее, — сказала Фернанда.
Корнелия тотчас вышла и через минуту вернулась, доложив о мадемуазель Сесиль; та появилась вслед за Корнелией.
То была красивая девушка лет девятнадцати, с белокурыми волосами, матовым цветом кожи, большими голубыми глазами и тонкой, как тростинка, талией; она была в глубоком трауре, вся в черном, без единого украшения на платье или на чепце того же цвета, на щеках ее разлилась бледность, а глаза покраснели; видно было, что она много страдала и много плакала.
По описанию желавшей говорить с ней особы, сделанному Корнелией, Фернанда сначала подумала, что перед ней предстанет какая-нибудь работница, которой поручено разносить по городу образчики товара, но, едва взглянув на эту печальную и строгую девушку, она поняла, что ошиблась.
Принц тоже с удивлением отметил целомудренное достоинство, сквозившее в каждой черте прекрасной страдалицы.
Сесиль молча остановилась в дверях.
— Пройдите, мадемуазель, — обратилась к ней Фернанда, — и соблаговолите сказать, чему я обязана удовольствием видеть вас.
— Сударыня, — отвечала Сесиль дрожащим голосом, в котором, однако, ощущалось больше скорби, чем страха, — в этой картонке лежит платье; я уже показывала его нескольким особам, но всякий раз требуемая цена превышала ту, что готовы были заплатить дамы, которым я его предлагала. Последняя из них, возвращая мне платье, даже сказала, что только королева может позволить себе такое, и тогда я пришла к вам, ведь вы королева.
Голос, произносивший все это, дрожал от волнения и в то же время был исполнен такой печали и достоинства, что удивление принца и Фернанды еще более усилилось, однако последние слова вызвали улыбку у прекрасной артистки.
— О да, королева, — согласилась она. — Но только от половины восьмого до десяти вечера, королева с театром вместо королевства, с картонными стенами вместо дворца и медным обручем вместо короны. И все-таки вы не ошиблись, придя сюда, ибо если я и мнимая королева, то здесь вы видите настоящего короля.
Девушка устремила на принца взор своих прекрасных голубых глаз, их выражение говорило о том, что она ровным счетом ничего не поняла из сказанного.
А Корнелия тем временем открыла картонку.
От восхищения Фернанда не могла удержать восторженного возгласа.
— О, какое чудесное платье! — воскликнула она, завладев им с жадным любопытством женщины, увидевшей шедевр прекрасного искусства; разложив его на кушетке, она просунула руку под ткань, чтобы лучше оценить тонкость муслина и красоту вышивки.
И в самом деле, даже в Нанси, краю чудес такого рода, возможно не видели ничего подобного этому платью, настолько покрытому вышивкой, что лишь кое-где проглядывал муслин, почти сплошь увитый причудливейшими стебельками, изящнейшими листиками, самыми изысканными цветами, когда-либо поражавшими завистливый взор дочери Евы; оно казалось не творением женских рук, а скорее уж капризом неведомой феи.
Даже принц, не слишком большой знаток таких шедевров, признал, что это платье — настоящее чудо, воплощение терпения и искуснейшего мастерства.
Фернанда несколько минут молча любовалась изящными узорами, а потом, повернувшись к Сесиль, спросила:
— А кто вышивал это платье?
— Я, сударыня, — отвечала Сесиль.
— Сколько же лет вы отдали этой работе?
— Два с половиной года, сударыня.
— Я так и думала: взгляните, принц, это вышивка гладью, а не на пяльцах, что придает вещи особую ценность. Два с половиной года: должно быть, вам пришлось очень много работать?
— День и ночь, сударыня.
— И вы проделали такую работу с целью продать платье?
— У меня была иная цель, сударыня.
— Я прекрасно понимаю, почему вам не удалось продать это платье, оно должно стоить целое состояние.
— Увы, вы правы, мне приходится назначать довольно высокую цену, вот почему, хотя деньги мне крайне необходимы, я до сих пор не нашла покупателей.
— Какую же цену вы за него хотите? — с улыбкой спросил принц.
Девушка с минуту молчала, словно опасаясь произнести роковые слова, столько раз уже отнимавшие у нее всякую надежду, потом едва слышно вымолвила:
— Три тысячи франков.
— Сколько, простите? — переспросила Фернанда.
— Три тысячи франков, — повторила Корнелия.
— Вот несчастье! — проговорила актриса с невыразимой мимикой глаз и губ, которую просто невозможно передать. — Да, это дорого, но платье стоит того.
— К тому же, — воскликнула девушка, с мольбой складывая руки и едва не падая на колени, — к тому же, сударыня, если вы купите платье, клянусь вам, вы сделаете святое и благородное дело!
— Боже мой! Дитя мое, — сказала в ответ Фернанда, — я всей душой хотела бы купить это платье, признаюсь вам, оно мне очень понравилось, но тысяча экю!
— Ах, Боже мой! Да что такое для вас тысяча экю? — возразила девушка, оглядываясь по сторонам и как бы пытаясь составить себе представление о богатстве той, к кому она обращалась, по роскошной обстановке описанного нами будуара.
