Съешь меня - [50]

Шрифт
Интервал

Очнулась я в спальне. Свет пробивался сквозь задернутые занавески. Под головой у меня настоящая перьевая подушка. Я укрыта чистой простыней. Лежу одетая в чужой постели. Комнатка маленькая, стены голые. Я приподнялась. Заныл подбородок. Осторожно спустила ноги с кровати и, держась за край, попыталась встать. Убедившись, что ноги меня держат, пошла по стенке, чтоб было за что ухватиться, если опять упаду. Выбралась из крошечной кельи. Остальные комнаты были погружены в полосатую полутьму, лучи солнца проникали в щели жалюзи. Пахло средством от моли и стиральным порошком. Мебель в прозрачных нейлоновых чехлах. Безделушки прикрыты белоснежными салфетками. Я приподняла одну крахмальную юбочку и обнаружила часы с двумя голыми золочеными ангелочками, что ласково улыбались, придерживая стеклянный шар. Книг всего ничего — полное собрание сочинений маркиза де Сада, три совершенно одинаковых издания по сексологии и пять старинных томов, посвященных кожным заболеваниям. Я направлялась на кухню, во всяком случае, надеялась, что ее обнаружу, и оказалась в прихожей. Снаружи кто-то отпирал дверь.

— А-а, ты уже на ногах, — обрадовался Шарль, увидев меня.

Я не понимала, откуда тут взялся мой брат. Он что, поменял квартиру? Мне стыдно, что у него так мало книг. Стыдно за нейлоновые чехлы. Наверное, ковры и зеркала в золоченых рамах, облаченные в нейлоновые саваны, ужасно дорогие.

— Я приехал сразу, как только смог, — говорил Шарль с виноватым видом. — Ну как ты?

Я молчала. Он подошел поближе, отвел прядь волос с моего лица. Улыбнулся.

— Ты молодец, справилась, — поздравил он меня. — Не женщина, а боевой слон!

Я ощупала голову. Обнаружила на лбу огромную шишку, похожую на пробивающийся рог.

— Ужасно выгляжу, да?

— Ужасно.

Не сводя с меня глаз, Шарль расхохотался.

— Я что, такая смешная?

— Меня разыскал твой гарем, — объяснил он. — Они меня вызвали.

— Какой еще гарем?

— Забыл, как их зовут. В общем, твои помощники из ресторана. Они мне позвонили на работу.

— У меня нет никаких помощников, — возмутилась я.

— Нет так нет. Тебе лучше прилечь.

— Как ты со мной разговариваешь?

— Как с напроказившей девчонкой. Я отведу тебя к врачу, сделаем энцефалограмму, как только ты немного придешь в себя. Скажи-ка, сколько у меня пальцев? — спросил брат, спрятав руки за спину.

— Столько же, сколько у меня, и не надо мне никакой энцефалограммы. Я чувствую себя превосходно. Просто мне нужно было немного отдохнуть. Теперь я отдохнула и снова примусь за работу.

Я вернулась в спальню за плащом.

— Ну и просторы тут у тебя! — крикнула я Шарлю с другого конца коридора. — А вообще сплошное уродство!

— Это не у меня, — отозвался Шарль. — А что уродство, согласен.

Оказалось, мы у Бена. Вернее, в квартире его покойных родителей. Шарль открыл ставни в гостиной и показал мне — напротив, на другой стороне улицы, мой ресторан без вывески, с голой витриной. «Так и есть, Бен — мальчик с этой улицы», — подумала я. И тут же вспомнила, как Бен остался у меня ночевать, сославшись на поздний час, мол, метро закрыто. Его ложь была мне дороже любой правды. Я прищурилась, пытаясь разглядеть сквозь стекло, много или мало народу в зале. Движения никакого. Перерыв. Все отобедали. С третьего этажа я рассматривала нашу улицу, широкую и короткую, освещенную косыми лучами зимнего солнца. Мрачные неопрятные дома, с бородками тощей травки, полуопущенные железные шторы, похожие на усталые веки, широкие ворота, ведущие во дворы-закоулки, зажатые в тиски соседних домов, чьи окна отражают солнце. Чуть дальше, на правой стороне, я заметила у тротуара, возле магазина Венсана, грузовичок, небесно-голубой, напоминающий небо нашего детства, чистое, яркое.

— Черт! — выругалась я. — Черт! Черт! Черт! Черт!

Шарль посмотрел на меня с недоумением. И с невольной улыбкой. Конечно, из-за шишки на лбу. Шишка его смешила.

— Видишь тот грузовичок? — спросила я.

Он кивнул.

— Ну так вот… Для меня он важнее всего на свете.

Я сообразила, что подобное признание едва ли успокоило брата относительно моей вменяемости. Но объяснить по-другому не могла. Встала на свет, убрала волосы со лба и потребовала, чтобы он мне сказал откровенно, как я выгляжу. Шарль хохотал.

— Неужели так плохо? — ужаснулась я.

— Посмотрись в зеркало, — посоветовал брат. — Говорю тебе, потрясающе. Честное слово. Клянусь. Цвета необыкновенные — зеленый, лиловый, даже желтый есть.

Не нужно мне никакого зеркала. Поспешно начесала волосы на лоб.

— А так?

— Так? — брат ответил не сразу. — Так ты похожа на собачонку.

«И прекрасно, — подумала я. — Предстану перед Али Шлиманом окончательно превратившейся в собаку».

— Ты уверена, что тебе лучше? — заботливо спросил Шарль.

«У него грустные глаза, — заметила я. — Почему мы так редко видимся? Я совсем не забочусь о младшем брате. Ко всем прочим моим наименованиям не хватало звания скверной сестры. Куда это годится? Росли не разлей вода, а выросли — и разошлись, как в море корабли. Кто бы мог предположить? Детьми мы держались друг за друга. Я возвращалась из школы, он был дома. Собирал лего, играл в машинки. Я его колотила. Он кусался. Сидя рядышком, мы смотрели телевизор. Он рылся в моих вещах. Я заражала его гриппом. Он донашивал мои джинсы и свитера. Мы выгораживали друг друга, спасая от родительского гнева. А иногда, наоборот, друг на друга ябедничали. Бывало, ссорились. Я издевалась над его безграмотностью. Мы вместе откладывали деньги и покупали кошелек на мамин день рождения, галстук — на папин. Мы жили бок о бок, плыли в одной лодке. Откуда я знала, что все изменится? Как я могла уплыть так далеко?


Рекомендуем почитать
Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.


Завещание Шекспира

Роман современного шотландского писателя Кристофера Раша (2007) представляет собой автобиографическое повествование и одновременно завещание всемирно известного драматурга Уильяма Шекспира. На русском языке публикуется впервые.


Верхом на звезде

Автобиографичные романы бывают разными. Порой – это воспоминания, воспроизведенные со скрупулезной точностью историка. Порой – мечтательные мемуары о душевных волнениях и перипетиях судьбы. А иногда – это настроение, которое ловишь в каждой строчке, отвлекаясь на форму, обтекая восприятием содержание. К третьей категории можно отнести «Верхом на звезде» Павла Антипова. На поверхности – рассказ о друзьях, чья молодость выпала на 2000-е годы. Они растут, шалят, ссорятся и мирятся, любят и чувствуют. Но это лишь оболочка смысла.


Настало время офигительных историй

Однажды учительнице русского языка и литературы стало очень грустно. Она сидела в своем кабинете, слушала, как за дверью в коридоре бесятся гимназисты, смотрела в окно и думала: как все же низко ценит государство высокий труд педагога. Вошедшая коллега лишь подкрепила ее уверенность в своей правоте: цены повышаются, а зарплата нет. Так почему бы не сменить место работы? Оказалось, есть вакансия в вечерней школе. График посвободнее, оплата получше. Правда работать придется при ИК – исправительной колонии. Нести умное, доброе, вечное зэкам, не получившим должное среднее образование на воле.


Рассказы китайских писателей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Любовный напиток

«Любовный напиток» — это двенадцать романтических историй и одновременно — дюжина винных этикеток. Легкие и искристые, терпкие и бархатистые, выдержанные и молодые, гармоничные и провоцирующие — вина имеют свой характер, порой ударяют в голову и сводят с ума. «Литературный сомелье» Биба Мерло убеждена, что любого мужчину можно уподобить определенной марке вина. Ассоциации возможны самые неожиданные. Двенадцать любовных эпизодов из жизни двенадцати героинь этого удивительного, тонкого и ироничного романа подтверждают смелую гипотезу автора.


Будь моей

Получив на День святого Валентина анонимную записку с призывом: «Будь моей!», преподавательница маленького мичиганского колледжа Шерри Сеймор не знает что и думать. Это дружеский розыгрыш или действительно она, хорошо сохранившаяся и благополучная замужняя женщина, еще в состоянии вызвать у кого-то бурную страсть? Между тем любовные послания начинают сыпаться одно за другим, и неожиданно для себя самой сорокалетняя Шерри с головой окунается в безумный роман, еще не подозревая, к каким драматическим событиям приведет ее внезапный взрыв чувств.


Свитер

После инсульта восьмидесятипятилетняя Долорс вынуждена поселиться у младшей дочери. Говорить она больше не может, но почему-то домочадцы дружно решили, что бабушка вместе с речью потеряла и слух, а заодно и способность здраво рассуждать. Что совершенно не соответствует действительности — Долорс прекрасно слышит все, о чем говорит между собой молодежь, привыкшая не обращать на ее присутствие никакого внимания, и узнает немало чужих секретов. Беда в том, что она не может вмешаться в конфликты, раздирающие изнутри внешне благополучную семью, не может помочь советом тем, кого любит.