Серый кардинал - [33]

Мы пошли к парадному кругу, где уже начали появляться лошади, участвующие во втором заезде. Оринда резко остановилась на середине шага и с откровенной враждебностью уставилась на меня.

— Ваш отец, — злобно начала она, точно откусывая каждое слово и хрустя им, как осколком стекла, — украл мою цель жизни. Это я должна была представлять Хупуэстерн в парламенте. Это я должна была бороться на выборах. И я бы на них победила. А это больше, чем сможет сделать ваш отец при всей его мужской привлекательности.

— Он не знал о вашем существовании, — возразил я. — Центр партии в Вестминстере послал его сюда бороться на дополнительных выборах и, если сможет, победить. Он не собирался вытеснять лично вас.

— Откуда вы знаете? — фыркнула она.

— Он говорил мне. С последней среды, когда он привез меня сюда как витрину, отец прочитал мне краткий курс политграмоты. Он с уважением относится к вашим чувствам. И, конечно, если бы вы были на его стороне и если бы благодаря этому он был избран, то, может быть, вы сумели бы быть в его команде такой же значительной фигурой, какой вы были с мистером Нэглом.

— Вы ребенок, — вздохнула она.

— Да... простите. Но здесь все говорят, как вы потрясающе умеете работать с избирателями.

Она ничего не сказала. Просто начала, облокотившись на изгородь парадного круга, снова изучать программу.

— Ваш отец хочет власти, минуту спустя проговорила она.

— Да. — Я помолчал. — А вы хотите?

— Конечно.

Власть проходила перед нами в виде мускулистых крупов взрослых животных, выращенных специально для стипль-чеза. Способных на дистанции четыре с половиной мили развивать скорость до тридцати миль в час и даже больше. Это расстояние и скорость открывают дорогу на Большие национальные скачки. Ни одно животное на земле не может быть лучше скаковой лошади в смысле выносливости и скорости. Такая власть... такая власть — это для меня. Власть быть в гармонии с лошадью, вести ее, преодолевать с ней препятствия. Ох, милостивый боже, дай мне эту власть.

— Ушер Рудд, — начала Оринда, — вы знаете, о ком я говорю?

— Да — Ушер Рудд сказал моему другу, Алдерни Уайверну... м-м-м, вы знаете, кто Алдерни Уайверн?

— Да.

— Ушер Рудд говорит, что Джордж Джулиард не только лжет, заявляя, что вы его законный сын, но он держит вас как своего кэтэмайта.

— Кого? — Если вопрос прозвучал недоуменно, то потому, что я ничего не понял. — Что такое кэт и майт?

— Вы не знаете, что это значит?

— Нет.

— Кэтэмайт — это мальчик... мальчик-проститутка, мальчик — любовник мужчины.

Я не так возмутился, как удивился. И даже расхохотался.

— Ушер Рудд, — предупреждающе продолжала Оринда, — неутомимый грязекопатель. Не относитесь к нему беспечно.

— Но, по-моему, цель его шантажа — Пол Бетьюн.

— Цель его шантажа — каждый, — отчеканила Оринда. — Он сочиняет лживые обвинения. Ему нравится топтать людей. Если удается, он делает это за деньги. Если денег не дадут, он сделает это ради удовольствия. Он отрывает крылья у бабочек. А вы законный сын Джорджа Джулиарда?

— Я похож на него, немного.

Она кивнула.

— И он женился на моей матери... на глазах множества свидетелей (не одобрявших их брак, но это не имеет значения).

Новость вроде бы ей не понравилась.

— Наверно, вы бы предпочли, чтобы Ушер Рудд был прав? — заметил я.

— Тогда бы вы сумели избавиться от моего отца?

— Алдерни Уайверн говорит, что для этого нужно большее, чем выдумки Ушера Рудда. Надо найти сильный противовес.

В голосе Оринды слышалась горечь. Хотя Полли рассчитывала на мою способность понимать несчастных и утешать их, сейчас я совсем заблудился в лабиринте непримиримой обиды Оринды на моего отца.

— Кто-то стрелял в него, — заметил я.

— Еще одна ложь, — покачала она головой.

— Я был там, — запротестовал я.

— Алдерни тоже был, — возразила она. — Он видел, что случилось.

Джордж Джулиард споткнулся о камень, а кто-то из энтузиазма один раз выстрелил в воздух. А Джулиард заявил, будто кто-то стрелял в него! Полная чушь. Ради популярности он идет на все.

Оринда никогда бы не полезла под машину и не отвинтила бы пробку картера, подумал я. Как бы осторожно ни действовал диверсант, масло могло бы вытечь прежде, чем он вставил в отверстие свечу. Даже если она знала, где и как отвинтить пробку, в моей голове никак не укладывалось машинное масло и платье Оринды. Такое трудно вообразить и после месяца хождения от двери к двери, убеждая избирателей отдать голос Джулиарду.

Оринда не могла без очков прочесть программу скачек. Мне трудно было представить, как она целится и стреляет в выбранную мишень.

Наверно, Оринда в некоторые моменты желала смерти моему отцу, но сама не могла бы убить его. Поэтому и не верила, что кто-то другой совершил такую попытку.

Оринда, подумал я, не просила и никому не платила за то, чтобы ее избавили насильственно от моего отца. Ее ненависть имела пределы.

Я повел ее через скаковой круг, чтобы мы могли смотреть второй заезд вблизи одного из препятствий. Мне хотелось, чтобы она по крайней мере почувствовала, какая скорость бывает на скачках. Ее острые высокие каблуки утопали в торфяном грунте. При каждом шаге ей приходилось вытаскивать их.