Серые кардиналы Кремля - [25]

Но произошел случай, который усилил желание Грозного избавиться от Сильвестра и его «избранной рады». Чтобы возблагодарить Бога за спасенную жизнь, он решил отправиться вместе с женой и ребенком по монастырям и доехать до самого отдаленного — Кирилло-Белозерского. У Троицы жил тогда знаменитый Максим Грек. Когда царь навестил его, он не побоялся сказать, что не одобряет его путешествия. «Бог везде, — говорил он, — угождай лучше ему на престоле. После казанского завоевания осталось много вдов и сирот; надобно их утешать». Сильвестр и Адашев тоже отговаривали царя от поездки по монастырям. Они опасались, что кто-нибудь из осифлян (представителей православной общины), любивших льстить и угождать властолюбию, а также потакать дурным наклонностям сильных мира сего, настроит Ивана Васильевича против них. Они сказали, что Максим Грек будто бы предрекал, что государь потеряет сына, если не откажется от своего путешествия. Грозный не послушался. В Песношском монастыре бывший коломенский владыка Вассиан задел своей речью потайные струны его души: «Если хочешь быть настоящим самодержцем, не держи около себя никого мудрее тебя самого; ты всех лучше. Если так будешь поступать, то будешь тверд на своем царстве, и все у тебя в руках будет, а если станешь держать около себя мудрейших, то поневоле будешь их слушаться».

Предсказание Максима сбылось. Младенец Дмитрий умер, и это обстоятельство на некоторое время оттянуло решение судьбы партии Сильвестра. Но среди «избранной рады» уже начались раздоры по военным вопросам, и последствия этих противоречий в конечном итоге привели ее к расколу. (Одни «избранники» высказывались за покорение Крыма, а другие стояли за войну с Ливонией. Царь долго колебался между двумя этими военными предприятиями и выбрал оба сразу, что помешало расправе с Крымским ханством.)

Тучи над правящей партией сгущались. Больше всего их влияние не могли терпеть Захарьины. Вооружив против Сильвестра свою сестру царицу Анастасию, они нашептывали государю: «Царь должен быть самодержавен, всем повелевать, никого не слушаться; а если будет делать то, что другие постановят, то это значит, что он только почтен честью царского председания, а на деле не лучше раба. И пророк сказал: горе граду тому, им же мнози обладают. Русские владетели и прежде никому не повиновались, а вольны были подданных своих миловать и казнить. Священникам отнюдь не подобает властвовать и управлять; их дело — священнодействовать, а не творить людского строения». В довершение ко всему Ивана убедили, что Сильвестр — чародей, получивший силу не от Бога, а от темных сил. Этой силой он и опутал его разум и держит в неволе.

Такое оправдание своей зависимости не могло не понравиться Ивану Грозному. Чародейство, само собой разумеется, — страшное оружие, которому трудно противостоять. А главное — теперь был повод избавиться от ненавистного окружения.

В деле свержения «избранной рады» участие царицы Анастасии несомненно. Сторонники Сильвестра сравнивали его с Иоанном Златоустом, потерпевшим от злобы царицы Евдоксии.

Примирение было уже невозможно. Царское негодование на недавнее окружение усилилось со смертью жены. В июле 1560 года случился пожар, опустошивший всю Арбатскую часть города. Анастасия, до этого долго болевшая, перепугалась, что и предрешило ее кончину в начале августа того же года.

Грозный был в отчаянии. Народ сожалел о царице, считая ее добродетельной и святой женщиной. Враги Сильвестра и Адашева получили прекрасную возможность очернить их окончательно, с тем чтобы больше они уже не стояли на их пути. Это было весьма легко сделать, так как Ивану Васильевичу еще более стали ненавистны те, кто не любил царицу при жизни.

Сильвестр снова был обвинен в колдовстве. Об этом говорили не только Захарьины и их сторонники. Против правящей партии ополчились и те духовники, которые из корыстных побуждений проповедовали всякого рода деспотизм и старались угождать земной власти. Это были уже упомянутые выше «иосифляне»: бывший коломенский владыка Вассиан, чудовский архимандрит Левкий и малоизвестный Мисаил Сукин.

Иван Грозный созвал собор для осуждения Сильвестра. Сам «виновник» на нем не присутствовал: он давно уже находился в отдаленном от Москвы монастыре, спасался там от царской немилости. Ближайший его соратник Адашев, почувствовав опасность, счел необходимым отправиться в Ливонию, на театр военных действий. Остальные единомышленники бывшего фаворита, бездействуя, ожидали сурового приговора.

Таким образом, все было против Сильвестра, его участь по сути уже была решена. Епископы, завидовавшие его возвышению, стали на сторону заговорщиков. Один лишь митрополит Макарий заявил, что нельзя судить людей заочно и что следует выслушать их оправдания. Но противники завопили в один голос: «Нельзя допускать ведомых злодеев и чародеев: они царя околдуют и нас погубят».

Собор осудил Сильвестра на заточение в Соловки. Но его положение там не было таким уж тяжелым. Игуменом в Соловках был Филипп Колычев, впоследствии митрополит, человек, который по своим убеждениям являлся единомышленником опального узника.