Сервер и дракон - [44]

На Ки нет горизонта как такового. Это по-настоящему трехмерная планета. Трудно сказать, где начинается или заканчивается Ки: она размыта, как чернильное пятно, которое растекается по бумаге пространства и влетает в гравитационные колодцы других миров. При рождении жители Ки получают личные летательные аппараты: реактивные ранцы, управляемые мыслью и приводимые в действие тщательно сфокусированной фазированной решеткой микроволновых лучей, вырабатываемых обширными полями солнечных батарей, которые покрывают всю поверхность планеты, весьма запущенную. Города Ки постоянно воюют с гравитацией. Одни стоят на вершине колонн, сделанных из электромагнитных полей и железных зерен, колонн таких высоких, что они высятся над атмосферой Ки. Другие города тянутся вдоль орбитальных колец вокруг Ки, а третьи парят в небе и представляют собой фуллерены, которые легче воздуха. Космические лифты легко достигают точек Лагранжа, а аэростаты непрерывным потоком перевозят людей и материю, погружаясь в атмосферу и выходя из нее, и дергаясь, как удочки.

Те, кто вырос на Ки, сразу постигают природу трех пространственных измерений. Глядя, как обитатели двухмерных планет ползают по поверхности своих миров, не поднимая глаз, вы, естественно, начинаете задаваться вопросом: а есть ли места, которые уже вы не способны видеть, другие измерения, которые еще предстоит покорить. К вашему удовольствию, ученые Ки говорят, что таких измерений еще много, десять, одиннадцать или даже двадцать шесть.

Впрочем, они добавляют, что, насколько им известно, только три знакомых измерения в самом деле бесконечны, а все остальные свернуты в крошечный горизонт, похожий на поверхность крошечной планеты, где нет места ни для башен, ни для летающих автомобилей или реактивных ранцев, и что единственное, что способно проникнуть в запретные измерения, – это гравитация, самая презираемая из всех сил Ки, великий враг полета.

Вот почему люди Ки направляют всю свою энергию на покорение оставшегося бескрайнего измерения – времени. Они строят великие архивы, которые будут стремиться ввысь долгие эоны и унесут частичку Ки в подобную времени бесконечность.

С каждой планетой, которую описывает субразум, темный корабль сомневается все сильнее. Он не помнит эти миры, но субразум оживляет их, просто переставляя символы. Может быть, она – конфабуляторный агент, остаток какой-то примитивной рудиментарной функции сновидений из когнитивной архитектуры темного корабля и все ее планеты – всего лишь корабельные мечты и страхи? И, если это так, откуда темному кораблю знать, что он везет что-то, представляющее ценность? А вдруг он сам – просто случайная мутация в генетическом алгоритме, имитирующем темные корабли, создавая и уничтожая миллиарды вариантов, просто чтобы найти тот, который переживет темную пустоту?

И все же в каждом новом мире есть нечто знакомое, странная меланхолия и тихая радость, и темный корабль продолжает слушать.

Планеты и глаза

На планете Глаукопис самым ценным имуществом считаются глаза.

С рождения вы носите очки, контактные линзы или искусственные глаза, которые фиксируют все, что вы видите, а также позволяют другим видеть вашими глазами, а вам – их глазами. Достигнув совершеннолетия, вы неизбежно выбираете точку зрения, которая не является вашей собственной, и отдаете свое зрение кому-то другому. Материальное изобилие на Глаукописе достигнуто давно, так что точка зрения, уникальное восприятие действительности, остается единственным достойным товаром.

За века такой торговли точки зрения на Глаукописе были так тщательно перетасованы между десятью миллиардами тел, что на планете не найдется двух влюбленных, которые видели бы друг друга, и ни одна мать никогда не видела собственное дитя, а если такое и случалось, это была лишь мимолетная вспышка в калейдоскопе.

Редкие мечтатели на Глаукописе предпочитают отдавать свои глаза машинам. Они позволяют запрограммированным вирусам контролировать коннект своих зрительных центров, чтобы машины получили способность распознавать слабое эхо жизни в спектроскопии далеких внесолнечных планет так же, как вы узнаете собственную бабушку, мгновенно и несомненно. Взамен им разрешается смотреть на мир глазами машин, и поэтому только они знают, каково это – летать через тысячекилометровые водные фонтаны, бьющие на поверхности далекой луны, где цветет первобытная жизнь, и только они видели акварельные оттенки вечной бури, бушующей на южном полюсе газового гиганта.

Но, поскольку они не могут делиться зрением с другими глаукопийцами, их презирают. Они – слепцы в царстве всевидения.

Нам легко смеяться над Глаукописом, ведь в своем путешествии мы видели невообразимое, легко думать, что они затерялись в бесконечном коридоре зеркал. Но нам не мешало бы понимать, что Глаукопис давно погиб и нам осталось только то, что видели их глаза. Возможно, однажды будет построена машина, которая поглотит все, виденное ими, и сумеет реконструировать разумы тех, кто это видел. Возможно, она даже позволит узнать, кто же что видел на самом деле, не перетасовывая колоду глаз, которой когда-то был Глаукопис.