Серьги с алмазными бантами - [57]

Расчёт гостя оказался верным: скоро в дверях прошуршал шёлк юбок и в комнату вошла высокая худая дама с пронзительным взглядом чёрных глаз. Её волосы крепко побила седина, на худых щеках заметными бороздами змеились морщины, но сквозь увядание пока ещё проступала яркая средиземноморская красота.

– Приветствую тебя, подруга, – весело произнёс гость, не поднимаясь с дивана. – Богато живёшь. Надеюсь, не мои деньги потрачены на эту королевскую роскошь? Бедняга Тренвиль, обитавший в этом доме до тебя, жил гораздо скромнее.

– Я честно заработала и этот дом, и его обстановку, – спокойно ответила дама, – ну и твои деньги тоже целы. Все указания, которые ваше сиятельство изволили передавать из Лондона, я выполнила. Твоя доля вложена в особняки, золото и драгоценности.

Увидев, что дама сердится, мужчина пошёл на попятную, он поднялся, расплылся в любезной улыбке и направился к собеседнице с распростёртыми объятьями.

– Франсуаза, ты разучилась понимать шутки? Не узнаю мадемуазель Триоле. – Гость обнял даму и расцеловал её в обе щёки.

– Баронесса де Обри, – поправила его хозяйка дома. – Ты слишком долго просидел в Англии и не знаешь, что я теперь – почтенная титулованная вдова.

– Я в этом не сомневаюсь, ты просто не так меня поняла. Но, может, помиримся? Смени гнев на милость, предложи мне чашку кофе и расскажи о наших делах.

Франсуаза недовольно поджала губы, выдержала демонстративную паузу и лишь затем позвала горничную и велела принести кофе. Хозяйка дома уселась в кресло и жестом королевы пригласила гостя сесть.

– Прошу… Пока готовят кофе, я могу рассказать тебе о наших совместных делах.

– Пожалуйста, будь добра, сообщи уж мне наконец, где мои деньги, – саркастически произнёс де Виларден, усаживаясь на прежнее место.

Женщина вытащила из кармана записную книжку в затёртом сафьяновом переплёте и открыла первые страницы.

– Позволь напомнить, что мы работаем вместе уже более тридцати лет, – начала она, – и все три наши заведения мы купили в равных долях. После твоего отъезда в Лондон я вкладывала всю прибыль в ссудное дело, давала деньги в рост, хотя и считала, что это неразумно. В Париже заведений не хватает, можно было бы купить ещё два или три дома терпимости, но ты не давал на это согласия, и я подчинилась.

– Дорогая Франсуаза, я покупаю лишь то, что могу контролировать сам, а из Лондона это было бы затруднительно. Ростовщичество оказалось самым подходящим занятием для нашей с тобой компании, – парировал собеседник.

– Ну что ж, тебе виднее. Я не жалуюсь. Наш доход от заведений и ссудного дела записан у меня по годам, я дам подробный отчёт, но поступления никогда не опускались ниже пятисот тысяч франков. В соответствии с твоими указаниями часть твоей доли я вложила в три особняка на левом берегу Сены. В золоте у тебя лежит миллион триста тысяч и около миллиона сохранено в драгоценностях. Если ты позволишь мне выкупить твою долю в борделях, я готова заплатить ещё два миллиона франков.

Барон прищурился и, сложив длинные пальцы, стал в раздумье постукивать ими. Франсуаза ждала ответа. Тут горничная принесла поднос с двумя чашками и кофейником, на фарфоровой тарелке сиротливо лежал один-единственный круассан. Барон усмехнулся (спасибо и на этом!), у Франсуазы зимой снега не выпросишь. Служанка разлила кофе и вышла. Барон сделал глоток густого обжигающего напитка и наконец-то заговорил:

– Возможно, я и соглашусь, а возможно – нет. Всё будет зависеть от тебя, дорогая Франсуаза. Мне требуется помощь в одном деле. Ты помнишь моего кузена, маркиза де Сент-Этьена?

Баронесса мгновенно разозлилась.

– Опять? Я ведь справилась с этим делом! Нанятый мною монах исправно поил мальчишку нужными травами. Мы просто не успели закончить начатое: монастырь разгромила чернь, а паренёк исчез.

– Но ты же обещала, что у кузена никогда не будет потомства!

– У него и не могло быть детей…

– Тем не менее маркиз женился на русской княжне, и у него родилась дочь. Крёстный девочки – сам Талейран, а с этим человеком связываться опасно.

– Тебе-то уж точно не стоит с ним спорить, ведь, насколько я помню, у него кое-что на тебя есть, – с притворным сочувствием заметила мадам де Обри.

– Вот видишь, дорогая, какая у тебя хорошая память, а своих обещаний не помнишь.

– Неправда! Доза травяных настоек, выпитая этим юношей, исключала возможность иметь потомство. Если у него родилась дочь, то этот ребёнок – от другого мужчины, – твёрдо ответила Франсуаза. – Я уже тридцать лет этим занимаюсь, помогала как мужчинам, так и женщинам оградить себя от нежелательного потомства. Я знаю, что делаю.

– Охотно тебе верю и даже подозреваю, что в этом странном браке не всё чисто. Но Наполеон отдал новой маркизе не только состояние её мужа, но и всё имущество пяти моих тёток, а оно должно было отойти мне. Конечно же, я собираюсь оспаривать передачу этих владений, но мне нужны гарантии.

– Чего же ты ждёшь от меня? – насторожилась Франсуаза.

– Ты должна подкупить кого-то из прислуги в доме де Сент-Этьена. Я хочу, чтобы мать и дочь убили – лучше всего закололи.

– Ну и ну, ты совсем не изменился: убить тех, с кем судишься! Да на тебя первого подумают, начнут трясти прислугу, кто-нибудь назовёт мое имя, а дальше всё просто – ты соучастник, и мы оба отправимся на гильотину. – Франсуаза выразительно постучала пальцем по лбу.