Сергей Дягилев - [92]

Дягилев приехал в Париж 23 мая (по новому стилю). В тот же день Бенуа завтракал с ним и с Мавриным в Grand Cafe. Почти три недели Дягилев проводил встречи и переговоры с Леоном Бенедитом, Андре Салио, Францем Журденом, виконтом де Вопоэ и другими влиятельными персонами. Его успеху в значительной мере способствовала мысль привлечь к делу графиню Элизабет де Греффюль, игравшую важную роль в парижском высшем свете. «Она сгладит благодаря своему опыту все официальные шероховатости», — говорил Дягилев. С графиней, как заметил Бенуа, «Серёжа очень сошёлся (сразу сделался после этого пшютом и чуть-чуть нахальным — неисправим!)». Познакомиться с де Греффюль Дягилеву помог его родственник по материнской (евреиновской) линии А. З. Хитрово, коллекционер, который был сразу же приглашён участвовать в работе выставочного комитета. Графиня тоже вошла в этот комитет в качестве почётного члена, как и посол России во Франции А. И. Нелидов.

Главным покровителем русской выставки в Париже являлся великий князь Владимир Александрович. Занимая совершенно особое место в деятельности Дягилева, он был первым из фамилии Романовых, кто поддержал его стремление покорить Париж русским искусством. В своих заметках Дягилев отмечал «первенствующую роль» Владимира Александровича и утверждал, что «без него русские артисты не сделали бы ни шагу в Европе». По словам современников, великий князь был большим «поклонником живописи и литературы, окружал себя артистами, певцами и художниками». Он был наделён раскатистым голосом, не терпел возражений, разве что наедине. «Будучи по натуре очень добрым, он по причине некоторой экстравагантности характера мог произвести впечатление человека недоступного, — вспоминал другой представитель царской династии, великий князь Александр Михайлович. — …С ним нельзя было говорить на другие темы, кроме искусства или тонкостей французской кухни».

На этой почве Дягилев и нашёл общий язык с Владимиром Александровичем. В сентябре 1906 года, в разгар подготовки выставки конференц-секретарь Академии художеств В. П. Лобойков писал Остроухову, что Дягилев у великого князя «теперь как дома и может обо всём заводить разговор. Затевает спектакли в Париже («[Князь] Игорь», «Псковитянка», «Раймонда», «Павильон Армиды» и ещё новый балет)». Очевидно, что Дягилев уже составил поэтапный план Русских сезонов за границей на несколько лет вперёд, получив при этом полное одобрение своего августейшего покровителя.

Граф И. И. Толстой, давший согласие занять пост председателя выставочного комитета, сообщал Илье Репину: «Выставка, устраиваемая Дягилевым в Париже, обещает быть очень интересною и, как всё, что он устраивает, очень ловко организованною. <…> Меня он уговорил дать взаймы моё имя, и я не решился отказать ему, так что всё мое участие заключается в том, что Дягилев подписывается моею фамилией на всех рассылаемых приглашениях». Таким образом, по приглашению Толстого (то есть Дягилева) в комитет вошли крупные российские коллекционеры — С. С. Боткин, князь В. Н. Аргутинский-Долгоруков, Д. А. Бенкендорф, В. В. фон Мекк, И. А. Морозов и супруги Гиршман. Это был как блестящий, так и крайне необходимый шаг, поскольку, зная, чтоТретьяковская галерея и Русский музеи. картин из своихсобраний ни на какие выставки не выдают, Дягилев мог рассчитывать в основном на коллекционеров и художников. Но и здесь ему приходилось лавировать. «Вообще с этой выставкой скандалов не оберёшься. Все злы, как собаки, и напуганы, как воробьи… Работать при таких условиях немыслимо», — жаловался Дягилев Серову. Однако с неиссякаемой энергией он двигался вперёд.

«Выставка состоится, и работа кипит вовсю, — сообщал Нувель 30 июля Бенуа. — Денег Серёжа добыл в Москве пятьдесят тысяч, из них тридцать идут на устройство выставки, а двадцать на благотворительность. Декоративным устройством заведует главным образом Бакст, отчасти Головин <…> Серёжа будет в Париже около 15 сентября, выставка откроется 15 октября [нового стиля]. Художники, насколько мне известно, относятся к выставке сочувственно». Нувель слишком скромно высказался о художниках, в среде которых царил ажиотаж: многие из них с восторгом приняли приглашение Дягилева и с воодушевлением взялись за новые холсты. «От души желаю полного успеха этому делу!» — восклицал К. Юон. Однако В. В. Стасов, доживающий свой век, был непреклонен. Уже сам факт, что «пройдоха и пролаза» Дягилев готовит выставку для Парижа, приводил его в ужас. Он с неизбывной горечью сетовал на невзгоды, которые «грозят нашему бедному искусству». Да так и умер 10 (23) октября, через неделю после праздничного вернисажа, не желая верить сообщениям парижских корреспондентов о триумфальном успехе русского искусства в столице Франции.

Для устройства выставки Дягилев приехал в Париж с двумя секретарями — Нувелем и Мавриным. С недавних пор Бенуа особенно поражало, что его давние друзья, «которые принадлежали к «сторонникам однополой любви», теперь совершенно этого больше не скрывали». С одной стороны, это как будто шокировало Бенуа, а с другой — позволяло выведать массу интимных подробностей, всегда для него интересных. На этот раз его огорошили вестью, что Валечка Нувель приехал заодно и лечиться от венерической болезни. «С. С. Боткин гоготал, узнав об этом, — записал в дневник Бенуа. — В первый раз слышит, чтобы у педерастов мог быть триппер». В курсе этого события был и Бакст, сообщивший Сомову в Петербург, что «Валечке чуть не отрезали мужскую гордость — вот куда заводят злоупотребления и главным образом самоуверенность». Алёша Маврин, как отметил Бенуа, «всё ещё «законная жена» Серёжи». Он до сих пор, по-видимому, не проявил необходимых секретарю деловых качеств, но всё-таки участвовал в распаковке прибывших на выставку картин и других делах, не столь значительных.