Сергей Бондарчук. Лента жизни - [10]

Книга Станиславского «Работа актёра над собой» вышла осенью 1938 года. Студийцы зачитывались книгой, передавая друг другу как драгоценность. Действие, по Станиславскому, – основа сценического искусства. На сцене нужно не играть роль, а жить ею… Каждый раз, выходя на сцену, актёр должен заново переживать роль. Сверхзадача и сквозное действие – чтобы выразить главную идею произведения. В этом – главная цель спектакля. Коллективность. Без коллективности, без взаимной поддержки и товарищеского чувства, среди дрязг, капризов и всплесков самолюбия – искусство обречено на провал. «Любите искусство в себе, а не себя в искусстве». Этим принципам Станиславского Сергей Фёдорович Бондарчук будет верен всю свою жизнь.

Юрий Завадский считал себя учеником К.С. Станиславского: «Я имел счастье как актёр работать со Станиславским над образом Чацкого…» – признавался Завадский. 26 марта 1931 года К.С. Станиславский поздравит Юрия Завадского с открытием его театра (в Большом Головинском переулке): «Поздравляю вашу молодёжь. Мысленно с вами».

Конечно, студенческая молодёжь театра смотрела на Завадского, его супругу Веру Марецкую, Николая Мордвинова, Ростислава Плятта как на небожителей, имеющих непосредственное отношение к самому Станиславскому. Студентам не только разрешалось посещать все спектакли, принимать участие в массовых сценах, но и присутствовать на репетициях основной труппы театра. И невдомёк было театральной молодёжи, как трудно было Завадскому как режиссёру камерного пространства (таковой была его студия в Головинском переулке) перейти на огромную сцену Ростовского театра. «Помню, как мы боролись с акустикой, – вспоминал Плятт. – Для того чтобы состоялся диалог двух актёров, стоявших на противоположных концах сцены, приходилось после реплики подавать жестом сигнал партнёру, что пора говорить ему». Когда дело дошло до капустников, Плятт организовал комический хор. Там пелись на мотив «Широка страна моя родная» такие слова:

Широки партера пол и стены…

Рампа – как велосипедный трек,

Мы другой такой не знаем сцены,

Где так плохо слышен человек!

Вера Панарина, которая училась вместе с Сергеем Бондарчуком, вспоминала, что девчонки без памяти влюбились в артистов, поочередно дежурили на балконе театра, чтобы увидеть, как входил в здание Мордвинов или Левицкий.

В фойе была сделана портретная галерея. Однажды, когда все актёры во главе с Завадским были на сцене, студийка Вера Фадеева предложила стащить портреты своих любимцев. Девушки осторожно вынули фотографии из стеклянных рам и, спрятав их за пазуху, унесли домой. Администрация так и не поняла, кто это сделал, поскольку в артистов были влюблены сотни зрителей.

Стало традицией собираться раз в неделю и говорить с актёрами и студентами о текущих проблемах, предстоящих постановках, литературе, живописи, музыке. Организатором этих встреч был Юрий Завадский. В Ростове стали чаще гастролировать столичные коллективы – город постепенно обрёл славу культурной столицы юга России. И не знала молодёжь, что Завадский порывался уехать из Ростова в Москву. По Ростовской области в 1937 году были расстреляны 6515 человек, в 1938 – 5930. В Ростовской области был выбит практически весь партийно-хозяйственный актив. Завадского едва не сломил 1937 год. Ростовские руководители, которые пригласили коллектив Завадского к себе, были сняты со своих постов. О Завадском поползли слухи как о личности подозрительной. Дошло до того, что его спросили напрямую: «Как вы, режиссёр, а значит психолог, не догадались, что приглашавшие вас люди были врагами?» Юрий Александрович, бледный от волнения, молчал. Он боялся, что больше не выдержит. В гастрольной поездке 1938 года он, едва оказавшись в столице, направился к Станиславскому и попросил помощи. Константин Сергеевич сказал: «Возвращайтесь в театр». И тут же написал ходатайство, что ему нужны помощники. Прошение подписал и Немирович-Данченко. Но новый начальник по делам искусств А.И. Назаров сухо сказал: «Сейчас об этом не может быть и речи. Вам необходимо вернуться в Ростов и работать там».

7 августа 1938 года ушёл из жизни Станиславский, которого не только Завадский, но и многие артисты его труппы считали своим учителем. Завадский предложил актёрам дать клятву «относиться к театру с той глубокой священной жертвенностью, с которой неизменно относился к театру Станиславский». Многоголосое «Клянёмся!» было ответом. В этом хоре прозвучал и голос Веры Марецкой. Сергей Бондарчук благоговел перед ней. Он помнил впечатление детства, когда ещё в школьные годы увидел Марецкую в картине «Закройщик из Торжка». Завадский недолго был её мужем, но как актриса и режиссёр они работали около полувека, относились друг к другу с огромным уважением и нежностью. Признание, благосклонность официальных властей, казалось, защищали её. Но мало кто знал, что за всем этим в жизни Марецкой скрывалась страшная трагедия. В тридцатые годы один за другим были арестованы и расстреляны её братья. Сына старшего брата, Сашу, Вера Петровна забрала в свою семью и вырастила вместе со своими детьми. Четыре ростовских сезона были для Марецкой сезонами удач. В Ростове она сыграла Любовь Яровую, королеву – в «Стакане воды» Скриба, Лизу – в «Горе от ума» Грибоедова, Марину – в пьесе К. Тренёва «На берегу Невы» и Катарину в «Укрощении строптивой». Сергей Бондарчук смотрел все спектакли, которые ставил Завадский. Особенно он был увлечён постановкой «Отелло». Заглавную роль играл Мордвинов. После премьеры «Отелло» Мордвинов отмечал, что своей игрой он пытается спорить с примитивным пониманием трагедии Отелло как «глупого африканца», «карикатурного ревнивца». Завадский и Мордвинов опирались на пушкинскую мысль: «Отелло не ревнив, а доверчив!» «Необходимо вскрыть, – писал Мордвинов, – историческую, идейную, этическую, эстетическую нормы, точно воссоздать в воображении эпоху, обстоятельства, в которых действует герой; ту единственную атмосферу, в которой логикой оправданы все ситуации и характеры… И тогда “Отелло” не будет трагедией ревности, а станет трагедией доверия, в которой зритель увидит не дикаря с ограниченным умом, а достойного представителя древнейшей культуры».