Серьёзные забавы - [15]

После появления «Исповедания веры» Айрленд похвалил себя за своевременную подготовку, так как в конце концов неизбежно возник вопрос о происхождении рукописи. 10 ноября 1795 года Уильям опубликовал следующее объяснение:

«Я находился в конторе, когда ко мне зашел Толбет и показал деловую бумагу, подписанную Шекспиром. Я был весьма изумлен и заметил, что отец мой очень обрадуется, если сможет взглянуть на сей документ. Толбет сказал, что даст мне такую возможность. По прошествии двух дней документ был мне вручен. Я стал допытываться, где он был найден. Через два-три дня Толбет представил меня некоему господину. Будучи со мной в комнате, он, однако, не спешил принять участие в поисках. Я обнаружил второй документ, третий и две-три небрежные записи. Мы наткнулись также на документ, подтверждающий право этого человека на земельную собственность, о коем он до того и не ведал. Последствием сей находки явилось то, что он позволил нам забрать любые документы, включая даже клочки бумаги, если те имели отношение к Шекспиру. Немногое, однако, удалось найти в его городском доме сверх того, что было упомянуто выше, остальное же отыскалось в деревне, куда много лет назад бумаги были вывезены из Лондона.

У. Г. Айрленд».

Сэмюэл Айрленд осведомился у Монтегю Толбета, и тот подтвердил объяснение Уильяма, а затем рассказал, как он познакомил Айрленда с неким господином X., пожелавшим остаться неизвестным. Толбет добавил, что, по его мнению, мистер X., вероятно, потомок одного из друзей Шекспира.

Обильный «урожай» навел Сэмюэла Айрленда на мысль, что мистер X. — потомок Джона Хеминга, которому Шекспир завещал свою обстановку и рукописи. Этого, конечно, оба приятеля не утверждали, но и не отрицали; подделка удалась на славу, теперь они вне всяких подозрений — так, по крайней мере, они думали.

Постепенно Айрленд вошел во вкус и принялся с азартом плодить подделки одну за другой — от любовных писем Шекспира к Анне Хэтеуэй до писем к его друзьям-актерам. Первый промах Айрленд допустил, сочинив долговую расписку Шекспира Джону Хемингу и расписку о получении долга, якобы написанную Хемингом. Друг Сэмюэла Айрленда, адвокат Олбени Уоллис, заявил, что подпись Хеминга на расписке поддельна, она не имеет ни малейшего сходства с подлинной. Айрленд сослался на мистера X., который якобы рассказывал, что Хемингов было двое: один в «Глобусе», а другой в театре «Занавес». Затем Айрленд старательно изготовил новую подделку, теперь уже с «настоящей» подписью Хеминга, подменил ею ту, что была у отца, а старую уничтожил. Эта подмена прошла незамеченной, однако она могла, а то и должна была привести вскоре к провалу.

Очередной невероятной выходкой было письмо якобы от Елизаветы I Шекспиру, отличающееся тем же фантастическим написанием; письмо гласило:

«Получили мы любезные твои вирши добрый Мастер Уильям чрес нашего Лорда-камергера и шлем тебе похвалы оных изрядных достоинств ради. А отбудем мы ис Лондону в Хемпстаун на дни праздничные в каковой град и тебя ожидаем с гораздыми твоими актеры дабы мочно было тебе пред нами сыграть и потешити нас промедления не имей и поспешай к нам не дале нежли в сей вторник да и Лорд Лестер тож будет с нами. Елизавета».[6]

Трудно поверить, но письмо это сочли подлинным, и успех придал молодому Айрленду еще больше уверенности в своих способностях. Вслед за этим письмом он подделал несколько театральных договоров, а также расписку Шекспира на пятьдесят фунтов графу Лестеру.

Гордыня вконец обуяла Айрленда, и он принялся за пьесы. Он подделал рукопись «Короля Лира» и внес туда ряд изменений, полагая, что улучшил подлинные строки. Затем подобным же образом изготовил несколько страниц «Гамлета», однако скоро убедился, что ему не под силу написать заново эту пьесу, сохранив стиль автора. Тогда Айрленд решил остановить свой выбор на сюжете, подсказанном висевшей в доме отца картиной; на ней были изображены валлийский король-воитель Вортигерн и королева Ровена. Положив в основу пьесы те самые холлиншедские хроники, которыми в свое время пользовался Шекспир, Айрленд приступил к делу и вскоре сочинил злополучных «Вортигерна и Ровену». При этом он совершил еще одну ошибку: не дописав пьесу до конца, он намекнул о ее существовании отцу, И тот стал настаивать, чтобы сын показал ему находку. Уильяму пришлось дописывать пьесу в спешке, что, возможно, и объясняет ее слабые места, которые очень скоро выявились. Пьесу Айрленд сочинил всего за два месяца; посиди он над ней подольше, он наверняка бы добился большего совершенства, и зрители, возможно, приняли бы спектакль театра Друри-Лейн. Утолить любопытство отца ему удалось, давая читать пьесу отрывками, а то, что она написана его рукою, Уильям объяснил тем, что был якобы вынужден переписывать найденную рукопись.

Между тем молодой Айрленд столкнулся с новым препятствием, которое он обошел, с его точки зрения, искусно и хитро, а на самом деле весьма неумело, хотя, как ни странно, почти не вызвал при этом никаких подозрений. Дело в том, что Айрленда предупредили: могут найтись наследники Шекспира и, естественно, заявить о своих правах на эти находки. В ответ на такие доводы Айрленд состряпал документ, по которому Уильям Шекспир завещал все свои рукописи и письма некоему «Мистеру Уильяму Генри Айрленду», который-де спас тонувшего поэта. И эту смехотворную историю проглотили — хотя прекрасно знали, что все рукописи Шекспир завещал Джону Хемингу!