Серебряный. Отголоски Судьбы - [18]

Дим медленно развернул письмо.

«Ситуация начинает выходить из-под контроля. И ты как никто другой должен это чувствовать. Каждый, кто может видеть, видит, что Серебряный все сильнее рвется в этот мир. Мы не можем так больше рисковать. Возвращайся в столицу, мы должны принять решение. Я понимаю, не легкое для тебя, но единственно верное для всех нас».

Кровь ударила в виски. Серебряный. Кто может видеть, видит.

Разбуженное сердце бешено стучало, с каждым новым ударом выбивая ритм этого слова. Се-реб-ря-ный-се-ре-бря-ны-йсе-реб-ря-ны-й.

Дим со злостью скомкал лист и отшвырнул его от себя.

— Кому было адресовано это послание?

— Главе Дома Иланди.

Димостэнис с силой вонзил ногти в ладони.

— Это копия? Отец получит это послание?

— Да, — кивнул Ориф, — ты сам сказал, чтобы они ни о чем не подозревали.

— Спасибо, — глухо произнес он, — можешь идти.

Когда за помощником закрылась дверь, Дим встал со стула, поднял с пола скомканное письмо и еще раз перечитал его. Открыл хьярт, освобождая энергию. Серебряные искры поползли по коже, образуя изломанный контур. С самого детства аура была такой — неровной, она то вспыхивала, то гасла, то рваными клочьями висела на его коже.

Правда, после того случая, когда сам еле живой Аурино вытащил его из подземелья, речь даже не шла о том, чтобы сохранить его возможности одаренного и восстановить хьярт. Тогда Бриндан Пантерри лучший целитель Астрэйелля боролся лишь за его жизнь — собирал почти в клочья разорванные легкие, восстанавливал сосуды, чтобы они вновь начали гнать кровь и снабжать сердце, которое уже почти перестало биться.

Однако уже тогда, когда Дим открыл глаза и обвел взглядом окружающее его пространство, он не был рад, что его вернули к жизни, потому что он больше не ощущал мир таким каким он чувствовал его в подземных пещерах. Это был страшнейший удар, и ему казалось, что он умирает, медленно, день за днем, как самое главное чудо — ожидая возвращения той силы. Уже тогда он понял, что жизнь без дара ему не нужна.

Только по прошествии нескольких, невыносимо долгих аров, он вновь увидел энергию, которой был наполнен воздух, пропитана земля, которая плескалась в морских волнах и горела в живом пламени. Однако радовался он недолго, так как все исчезло опять. Потом вновь появилось спустя миноры. Потом дар то приходил, то рассеивался как утренний туман. Он не мог понять, что с ним происходит, не мог контролировать это, не мог управлять, он даже не знал, когда это вернется, а когда вновь исчезнет.

Так же Дима сильно беспокоила его аура. Дом Иланди — защитники трона, его воители и опора, им были подвластны две стихии Огонь и Земля. Аура всех принадлежащих к их роду была темно серая, а на его коже плясали искры серебра. Он стал пропадать в библиотеках и прочитал невероятное количество книг, чтобы понять, что с ним происходит, но так и не нашел ответа. Пытался развивать свой дар, но был слишком юн, не хватило ни умений, ни знаний.

В тот день, когда его величество представил главам Великих Домов своего главного советника, и Совет Пяти как взбешенная кошка, которую погладили против шерсти, шипел и выплевывал гневные протесты, Лауренте Иланди наконец решил поговорить со своим сыном.

Не прошло и тридцати аров!

— Ты не понимаешь, какую ношу ты взваливаешь на себя! — негодовал глава рода, — она тебе не по плечам!

До двенадцати аров у Дима с отцом были замечательные отношения. Нет, даже не так. Он был любимцем у отца, несмотря на то, что в семье рос старший сын, наследник рода, с проявившимся к его семнадцати арам, сильным даром. Отец брал его с собой, неважно был ли это объезд владений или поездка на другой край империи, летал с ним на ярхе, много общался. После того случая в подземелье, отец отдалился, ушел, закрыв дверь, оставив его один на один со своими страданиями и борьбой с неподдающимся даром.

Главе Великого рода не нужен был сын неумеха, потерявший свой дар, даже не начав им пользоваться. Род Иланди — это сила.

— Я никогда не говорил тебе, Димостэнис, — Лауренте Иланди зло выдохнул, — берег твое самолюбие, но тебе никогда не быть великим одаренным. Вся твоя необычная аура, твой неподдающийся дар — следствие той травмы, которую ты получил в подземельях поместья. Твой хьярт поврежден. Он неполноценен и чем сильнее ты будешь пытаться изменить это, тем скорее ты потеряешь даже то, что имеешь сейчас. Я не зря пытался оставить тебя в имении. Это твое место. То с чем ты хорошо справлялся. И еще не поздно вернуться.

Прошло почти три ара с того разговора, но Дим хорошо помнил воздух, вдруг ставший вязким и тягучим, так что его никак не получалось протолкнуть в легкие, онемевший пальцы в сжатых до боли кулаках и искры, которые вспыхнули на коже неровными клочьями, словно в насмешку над ним, подтверждая слова отца.

— Спасибо, сэй, что наконец сказали, — он привычно вздернул подбородок, — я учту.

… все сильнее рвется в мир… кто может видеть — видит…

Дим прикусил губу. Отец признал, что пытался оставить его в имении. Почему сэй Дайонте, да и другие, до сих пор так переживают, что он прибыл в столицу? Чего боятся и всегда боялись советники? В том, что он отодвинет их от императора? Потери своей власти?