Серебряный огонь - [58]

– Не спешите с благодарственной молитвой, – иронически заметил Филипп. – Сейчас скорее время для просьб. Ведь все, рассказанное вами, не помогает отыскать Фелину!

До самого конца он не позволял себе поддаться радостному настроению по поводу невероятного известия, сообщенного священником. Маркиз де Анделис, уже готовый отказаться от фамильной чести и традиций во имя любви, был, к счастью, освобожден от этой необходимости.

Но прежде надо найти любимое упрямое существо, пока она не навредила себе и будущему ребенку. Он не хотел бы повторения судьбы ее матери, рожавшей в заброшенном сарае.

– Вы правы.

Амори де Брюн попытался вновь вернуться к необходимым сегодняшним проблемам.

– На вас, аббат, вся наша надежда, К кому она могла бы обратиться кроме вас?

Видам пожал под сутаной костлявыми плечами.

– Трудно сказать, но, пожалуй, одна возможность у нее была…

Глава 19

Светлое возбужденное лицо послушницы в овале белоснежного платка, под легкой прозрачной вуалью напоминало Фелине пестрые рисунки в драгоценном Часослове матери. Умиротворенность и тихое счастье, исходившие от Бландины, резко противоречили ее собственным заботам и печальным мыслям, которые трудно было отогнать.

– Мать-настоятельница права, Фелина. – Послушница подхватила нить беседы, которую они вели, неторопливо шагая по тихому переходу монастыря. – Ты не создана для жизни в монастыре! Даже если бы ты не ждала ребенка, я не знаю никого, кто так мало подходил бы для абсолютного послушания и тихих молитв, как ты.

В глубине души Фелина чувствовала, что и сестра, и настоятельница правы. Конечно, это была безумная, отчаянная идея. Бегство от сложившихся обстоятельств.

Во время первых дней пребывания в монастыре ее соблазняла гармоничная тишина монастырской жизни. Но она не отдавала себе отчета в том, что это означает, – посвятить всю жизнь лишь одному Богу.

Только ведь надо же когда-то прекратить скитания. Что ей делать? На короткое время она нашла приют за этими стенами. Однако вряд ли настоятельница продлит свое гостеприимство на месяцы. Тем более для молодой женщины, которую считают легкомысленной грешницей, ожидающей внебрачного ребенка.

Осторожно положила она ладонь на пока еще плоский живот. Ответственность за ребенка вынуждала ее принять решение. Как бы ни мало было сейчас это существо, оно требовало заботы. Ребенок Филиппа – единственное, оставшееся от бурной, страстной любви.

– Почему ты убежала от отца ребенка? – задала Бландина наивный вопрос. – Если ты его любишь, как говоришь, было бы самым разумным довериться ему. Почему ты не хочешь к нему вернуться? Не только нам, женщинам, надлежит распоряжаться нашей жизнью. Мы нуждаемся в защите! В защите мужчины или общины, как здесь, в монастыре.

Фелина покачала головой. Она никогда не допустит, чтобы кто-то принимал за нее решения.

– Нет, я слишком хорошо его знаю. Я боюсь того, что он может сделать. Он не имеет права связываться с крестьянкой. Ему необходимо жениться на благородной даме, которая соответствовала бы его знатному происхождению.

– Перед Богом все равны!

Фелина рассмеялась.

– К сожалению, мы живем не в раю, моя благочестивая, наивная сестрица, а во французском королевстве. В нем существует большая пропасть между высокородной дамой и таким ничтожеством, как я.

– Ты стала странной и чужой! Раньше ты не смеялась, когда речь заходила о Боге, – с горечью констатировала Бландина.

Отчаянье, сквозившее в словах сестры, не удивило Фелину. Детская вера в Божественное Провидение за монастырскими стенами усилилась, тогда как склонность Фелины к скептицизму стала еще большей после жизни при дворе. Она и сама почувствовала отчуждение, возникшее за прошедшие месяцы между сестрами, родившимися в одной хижине. Поэтому сказала примирительно:

– Ладно, Бландина, не будем спорить. Ты выбрала свой жизненный путь, а я поищу свой. Если тебя это успокоит, я поговорю завтра с матерью-настоятельницей, не может ли она порекомендовать меня в служанки. Вероятно, какому-нибудь благочестивому господину понадобится прилежная экономка, и он простит мне мои грехи. Ты и не представляешь, сколь многому я научилась за прошедшие месяцы.

Бландина умиротворенно потупила взор и сложила бледные руки для благодарственной молитвы. Первой с того дня, когда ее старшая сестра внезапно попросила убежища в монастыре благочестивых жен.

Усталая, бледная Фелина, пережившая тяготы нелегкого путешествия, дрожавшая от сырого, холодного февральского ветра! По ней были заметны ночевки в пустых сараях и долгие часы, проведенные на ногах. Грязный, когда-то элегантный плащ и скромное шерстяное платье, лишь после стирки приобретшее прежний вид, составляли, видимо, все ее имущество.

С большим трудом узнала тогда Бландина в незнакомке с лихорадочно горящими серебристыми глазами собственную сестру.

Только чудом в ее чреве сохранился ребенок. Однако после нескольких дней покоя и скромной, но вкусной еды Фелина вновь обрела прежнюю энергию.

Во всяком случае, она решилась осторожно рассказать Бландине кое-что о своих приключениях. Разумеется, благоразумно умолчав о том ужасе, который пережила, поняв что Тереза д'Ароне устроила ей на барже ловушку, что в планы этой женщины входило предоставить ее для развлечения матросам. И лишь отсутствие в тот вечер на борту половины экипажа стало причиной того, что ее сначала заперли в трюме.