Серебряный меридиан - [81]

Он и его современники, лондонская литературная молодежь, старались держаться вместе. Роберт Грин, Бен Джонсон, Томас Нэш, Кристофер Марло — все это были «университетские умы», одухотворенные, неутомимые, хмельные, неразборчивые, пренебрегающие добродетелями, необузданные, а в случае Марло, и опасные. Это были эпатажные мальчики восьмидесятых-девяностых годов, обреченные на раннюю гибель от пьянства, дебоширства и болезней. Стремительный взлет соперника — молодого драматурга и провинциального актера, необразованного самоучки-выскочки, вызвал в этой компании ярость. Уильям хорошо всех знал и, все понимая, предпочитал держаться независимо и на расстоянии от них. Он был наделен более обостренным чувством самосохранения, был благодарен проведению за отпущенные ему природные дарования и не хотел оскорблять Бога, расточая свой талант. В 1589 году Роберт Грин сочинил пасторальный роман «Менафон», один из героев которого «деревенский автор» писал бы «очень даже неплохо», если бы не «присущее его стилю изобилие безвкусных сравнений и натянутых метафор». Это было наиболее частое обвинение в адрес Уильяма. Томас Нэш, написавший предисловие к роману, высказался еще более язвительно. Окончив Кембридж и зарабатывая на жизнь пером, сын лоустофского викария, Нэш вскоре сделал себе имя как сатирик, памфлетист и поэт, сочиняющий драмы от случая к случаю. Греки, поистине, были не так уж неправы, сочинив поговорку — «сын священника — внук дьявола». Он был на три года моложе Уильяма, успехи и слава которого не давали ему покоя. Он жаждал превзойти соперника и в своем юношеском честолюбии доходил до жестокости. В предисловии к роману Грина он клеймил невежественных писак, которые используют труды Овидия и Плутарха и выдают их за свои.

«Теперь у некоторых проныр вошло в обыкновение, — писал он, — бросать свои «новеринты»[121], над которыми им предопределено кор петь, и пробовать себя в искусстве, хотя они едва ли смогут прочесть по латыни «шейный стих», если это вдруг потребуется»[122].

«Английский Сенека, — продолжал Нэш, — читанный при свечах, все же подсказывает много замечательных выражений, таких, например, как «кровь-попрошайка» и иже с ним; и если морозным утром обратиться к нему с мольбами, он одарит вас целыми гамлетами… простите за оговорку — целыми каскадами трагических монологов. Но вот беда «tempus edax rerum» — надолго ли его хватит?»

«Они паразитируют на переводах с итальянского, как бы ни были плохи оригиналы, заимствуют сюжеты у Ариосто, кропают пустые стишки без складу и ладу». Роберт Грин был благодарен другу. Ему намозолила глаза неразлучная стратфордская парочка без роду и племени. «С чего это ты, Росций[123], — язвительно писал он, после того как Уильям и Себастиан представили на Рождество в Блэкфрайерс детскую сказку в которой сыграли царя и царицу фей — Оберона и Титанию, — возгордился вместе с Эзоповой вороной, хотя оперенье у тебя чужое? Ведь тебе-то самому сказать нечего».

И как было не возмущаться, когда этот бывший клерк, конторская душа, разлиновал бумагу как судебный писарь, и с ошибками накатал историческую драму — «Эдмунд Железнобокий», в которой король отчаянно защищает Англию от вторжения датского принца Кнута. И все это с тщанием переписано с «Хроник» Холиншеда.

Грин считал себя попавшим в цель, изобретя для обоих всеми узнаваемое прозвище — Шейк-сцины — «Потрясающие сцены»[124]. «Мастер на все руки», этот «потрясатель деревенских сцен допускает, что способен греметь белым стихом, как лучшие из вас». «Ворона-выскочка, украшенная нашими перьями». «Деревенский автор»… — разбогатеть ни с того ни с сего». «Лучшими» Грин полагал авторов, получивших университетское образование. Уилл не ввязывался в выяснения, в споры, тем более в драки, на какие были горазды его лихие критики и особенно Марло с его страстью к браваде. Он лишь посмеивался над их прытью. «В самом деле не лыком шит… кладет их на обе лопатки», — писали его друзья.

Уильяму везло не только на критиков, но и на почитателей. Книгоиздатель, поэт, редактор, романист Генри Четтл не удержался, чтобы не ответить на злобные памфлеты:

«Я столь огорчен, словно и в самом деле виноват. Я сам видел, что его умение вести себя в обществе не уступает его профессиональным качествам; кроме того, среди поклонников он славится честностью в делах, что доказывает его порядочность, и многогранным изяществом письма, подтверждающим его искусство».

В 1591 году появилась поэма Спенсера «Слезы муз», где он называет друга «Наш славный Уилли». «Наш добрый Уилл» писали о нем в письмах.

Задевали ли Уильяма нападки дипломированных соперников? Нисколько. В это время к нему пришел ошеломляющий успех. Над сплетнями и наветами его вознесла и удерживала теперь волна популярности и одобрения зрителей всех сословий. Талант, похоже, не имевший границ, склонный к непостижимым метаморфозам, добрый, легкий и веселый нрав, за который его давно ценили и любили все друзья и особенно в театральном мире, в короткое время превратили его во всеобщего любимца. «Слуги лорда Стрейнджа» играли его пьесы для Ее Величества королевы. Впервые в литературно-театральной среде драматург — человек столь низкого происхождения, можно сказать, от земли, поднялся столь высоко и был удостоен такой чести. Огромную роль в успехе Уильяма сыграла его актерская профессия, секретами которой он овладел, пройдя все ступени сценического ремесла снизу вверх. Театр, живший в его душе с малых лет, теперь в полной мере стал его жизнью.