Серебряный лебедь - [11]

— Елизавета? Елизавета Гейдж?

Она обернулась и увидела необыкновенно красивое и в то же время такое изможденное лицо, что испугалась. Глаза женщины, темные и какие-то потусторонние, от ужасного истощения казались в три раза больше обычного, а белая кожа плотно обтягивала скулы. Не требовалось напрягать воображение, чтобы представить под ней скелет. И все же она притягивала взор угасающим .великолепием умирающей бабочки…

— Амелия? Не может быть! Амелия Фитсховард?

— Может быть, — проговорила женщина, беззвучно смеясь и кладя тонкую белую руку на горло. — Очень даже может быть. Теперь я Амелия Харт. Мой муж умер два года назад. Я вдова. А ты?

— Жена, — напряженно ответила Елизавета. — Неверная жена. Я ушла от мужа.

Амелия улыбнулась, и, казалось, это причинило ей боль — так тяжело она дышала.

— Я здесь из-за болезни, как ты, вероятно, догадалась. Знаешь, тут есть крошечное, но очень милое кафе без названия. У тебя найдется время посидеть со мной?

Просьба не выглядела настойчивой, но по взгляду глубоких глаз Амелии, такому смелому в детстве, было очевидно, что со дня смерти мужа одиночество навалилось на нее всей тяжестью.

— Замечательное предложение, — согласилась Елизавета. — Я здесь с моим другом-поэтом, который больше всего на свете любит ото всех закрываться и писать для потомков, и с дочерью — ей ничто не доставляет большего удовольствия, чем повсюду таскать меня в поисках всяких безделушек.

— У тебя дочь? — оживленно спросила Амелия. — У меня тоже. И сколько ей лет? Моей девочке девять.

— Мелиор Мэри восемь, — ответила Елизавета, и они обнялись, радуясь, что смогли встретиться в этой маленькой деревушке, где весна лечит, и поделиться приятными воспоминаниями веселого детства.

Устроившись в забавном маленьком кафе, которое на самом деле являлось задворками кондитерского магазина, прославившегося своими сладостями, они всматривались друг в дружку.

— Не смотри на меня так пристально, — попросила Амелия. — Я знаю, что от меня остались кожа до кости, хотя и стараюсь есть как можно больше. Но что-то опустошает меня. Эта ужасная болезнь когда-нибудь меня убьет.

И правда, увидев Амелию без мантильи, Елизавета была поражена костлявостью ее фигуры.

— Давно ты в таком состоянии?

— С тех пор как родилась Сибелла. Скорее всего, у меня чахотка.

— А ты кашляешь?

— Нет, в этом-то и загадка. Ну, в любом случае, не будем о печальном. Я все время ищу какое-нибудь чудесное лекарство. Может быть, Малвернская вода поможет мне. Расскажи лучше о себе. Сколько же лет мы знаем друг друга? Четырнадцать, пятнадцать?

— Если не больше. Но что же с тобой произошло? Разве ты не поехала к своей тете в Лондон?

Уголки рта Амелии опустились.

— Я влюбилась в солдата. Неужели ты не слышала пересудов? Он хотел, чтобы я сбежала с ним из дому, но меня увезли. — Она на мгновение замолчала, а потом торопливо добавила: — Я не поехала в Лондон. Меня отослали во Францию, чтобы уберечь от него.

— Звучит очень романтично. Чем же он им не нравился?

Амелия уставилась в свою чашку.

— Просто он уже был женат, но, сводя с ума молоденьких девушек, считал себя неотразимым.

— О!

— Но все же вскоре я вернулась, искупив свой грех, и тихо вышла замуж за мистера Харта, бездетного вдовца, который был на двадцать пять лет старше меня. Спокойный человек, совершенно не романтичный, но я полюбила его всем сердцем. Мне его очень не хватает.

Она смахнула тонкими пальцами слезы, внезапно выступившие на глазах.

— Да, — согласилась Елизавета, — любовь находишь в самых неожиданных местах.

— Я часто это замечаю. Иногда я вижу больше, чем наша самонадеянная хозяйка ванн или элегантная лондонская леди. Возможно, потому, что между мной и смертью осталось очень мало… Я говорю так не для того, чтобы вызвать жалость, Елизавета. Понимаешь меня?

— Да.

— Начало моей жизни было неимоверно тяжелым. Я думала, что чувства умерли во мне, пока Ричард Харт не отдал мне всю свою мягкость и нежность. Он был необыкновенным человеком. — Амелия дотронулась до плеча Елизаветы. — Друг мой, я знаю, ты хорошая женщина. Могу ли я доверить тебе нечто более ценное, чем жизнь?

Елизавета взглянула на нее. Темные глаза вдруг лихорадочно заблестели на усталом белом лице Амелии.

— Не думай ни о чем плохом. Время все расставит на свои места. Так ты выполнишь мою просьбу?

— Да. Но скажи мне, о чем ты.

— Если я умру, а в ближайшие десять лет это обязательно случится, возьми к себе мою дочь Сибеллу и отнесись к ней как к своей. У ее отца не было семьи, а я не хотела бы, чтобы она попала к моим родственникам. Они использовали меня, Елизавета, использовали, и я не позволю, чтобы моя дочь оказалась в их грязных руках. — Амелия замолчала, и внезапная улыбка изменила ее серьезное лицо. — А помнишь старую историю о том, что корни моей семьи восходят к герцогам из Норфолка и что один из наших предков был великим астрономом, а его дочь — могущественной ведьмой?

— Да, ты мне однажды рассказывала.

— Так у нас появилась фамилия Фитсховард. Кажется, моя дочь тоже обладает таким даром.

— Даром предвидения?

— Судя по всему, да. Правда, она, конечно, еще не догадывается об этом. — Амелия замолчала, переводя дыхание. — Я говорю слишком много и только о себе. Скажи, что же сталось с Елизаветой Гейдж?