Серебряный Клин - [4]

Ковыляя на трех конечностях, тварь осторожно огибала неподдающуюся разложению громадную тушу дракона, пробиралась в яму, которую копала ночь за ночью, устраивалась там, подобрав под себя задние ноги, а потом принималась терпеливо и упорно копать единственной передней лапой. Роясь в земле, она часто поднимала морду, настороженно поглядывая в сторону лежавшего в руинах городка и находившегося в нескольких сотнях ярдов к западу военного поселка.

Там размещался большой гарнизон, прикрывавший Курганье от вторжения преступных банд и следивший, не появятся ли хоть малейшие признаки пробуждения спавшей здесь под землей древней злой тьмы. Долго это тянуться не могло. Грянула битва, в которой нашел свою погибель дракон и в которой потеряла переднюю лапу бестия, роющая по ночам яму. После сражения город и поселок оказались разрушены и опустошены, а нужда в дальнейшей охране Курганья отпала.

Но властям даже в голову не пришло перевести на новое место службы оставшихся в живых гвардейцев. Те из них, кто не знал, куда податься и что делать дальше, так и застряли в здешних гиблых местах.

Для хромой бестии они были самыми заклятыми врагами.

Будь она так же здорова и крепка, как до битвы, эти люди ничуть бы ее не заботили. Тогда она справилась бы с ними играючи, ведь прежде она одна стоила целой роты солдат. Теперь же, когда тварь едва ковыляла на трех лапах, ее смог бы догнать любой. Поэтому, попадись она им на глаза, ей пришлось бы выдержать отчаянную схватку, прежде чем пуститься в погоню за вестником, которого гвардейцы наверняка пошлют своим хозяевам, стоит им обнаружить ее присутствие.

А справиться с их хозяевами, могущественными, жестокими и беспощадными, она не имела ни малейшего шанса даже в лучшие свои времена.

Ее же собственный господин больше не мог служить ей защитой. Его тело, искромсанное на куски, сгорело в огне, а душа его оказалась заточенной в тот Серебряный Клин, которым победители пробили его череп.

Организм бестии, внешне напоминавшей собаку, имел белковую основу, а размеры она могла менять по собственному желанию. Иногда тварь была величиной с большого пса. Иногда – со слона. Но увереннее всего она чувствовала себя, когда ее рост вдвое превышал размеры боевого коня. В великом сражении она успела разделаться с бесчисленным множеством врагов своего господина, прежде чем могущественные колдуны сумели изгнать ее с поля боя.

Снова и снова, крадучись, появлялась бестия у своей ямы. Появлялась, несмотря на испытываемое ею отчаяние, несмотря на адскую боль от ран, еженощно рискуя быть обнаруженной. Порой земляные стены осыпались, а после дождей яма едва не до краев заполнялась водой.

Но главной помехой была неусыпная бдительность единственного по-настоящему надежного стража, оставленного победителями.

Среди костей, прорастая корнями сквозь прах и тлен, стояло молодое дерево. Почти бессмертное дитя Бога, оно безмерно превосходило своей мощью те силы, что еще оставались у хромого ночного пришельца. Всякую ночь, когда являлась тварь, дерево осознавало ее присутствие и пробуждалось. Каждый раз его реакция бывала одинаковой, яростной и неистовой.

Среди его ветвей возникали сияющие голубоватые нимбы, мечущие в бестию бледные, почти бесшумные молнии. Жаркое, но тихое шипение вместо треска и громовых раскатов. Эти молнии хлестали тварь наотмашь, как хлещут ремнем провинившегося ребенка взбеленившиеся родители. Не нанося увечий и все же причиняя нестерпимую боль.

Всякий раз тварь, не выдержав, спасалась бегством. Но лишь для того, чтобы дождаться следующей ночи, вновь проскользнуть в яму, воспользовавшись тем, что дитя Бога пробуждается с небольшим запозданием.

Чудовищная работа двигалась медленно.

Глава 4

Душечка даже не оглянулась на Ворона. Она уехала с Молчуном и кучкой отчаянных парней. Тех немногих, кто уцелел из Черного Отряда, отряда наемников, которому теперь пришел конец. Когда-то они служили Госпоже, но что-то вышло для них не так. Взбунтовавшись, они переметнулись на сторону Мятежа. Долгое время чуть ли не вся армия бунтовщиков из них одних и состояла.

Ворон стоял и пялился им вслед. Стоял и пялился. Я знал, он готов разреветься, как малое дитя. Не столько оттого, что его бросили, сколько потому, что он не мог понять причину. Но он сдержался.

Во многом он был самым жестким, самым крутым мерзавцем из всех, кого я встречал. Он был смертельно опасен. Я едва не наложил в штаны в тот день, когда узнал, что мой приятель не Грай, а Ворон.

Давным-давно жил-был Ворон. Шатался повсюду с Черным Отрядом и даже среди своих слыл головорезом из головорезов. Прослужил в Отряде всего около года, но успел заработать громкую, по большей части дурную, славу. Потом дезертировал. Хороша сказочка?

Уж такой парень.

– Дадим им фору, – сказал он. – Чтобы выглядело, будто мы не хотим повиснуть у них на хвосте. А через пару часов тоже уберемся отсюда.

– Мы?

– А ты и дальше намерен здесь околачиваться?

– Это дезертирство.

– Никто не знает, живой ты или нет. Нас еще не успели пересчитать по головам. – Он пожал плечами. – Решай сам. Идти или оставаться.

Он хотел, чтобы я шел с ним. После всего этого у него никого не осталось, кроме меня. Но просить он не собирался.