Серебряные трубы - [3]

Не нашлось только нескольких вещей, подаренных нами полковому музею, и среди них — боевой шпаги прадеда. Но куда они делись? Где находятся сейчас? Сохранились ли? Об этом никто ничего не знает.

Годы усилий

Рассказ правнучки Суворова произвел на меня сильное впечатление. Мне вспомнилась одна давняя, забытая мною история.

В конце двадцатых годов я проходил сбор командиров запаса. На него явились люди моего возраста — жители Ленинграда.

В перерывах между занятиями я разговаривал с ними о военной службе до революции. На учебных сборах это делалось легко. Здесь все знакомы друг с другом, все объединены званием красных командиров.

— Эх ты, лейб-гвардия в отставке! — весело говорил один командир своему товарищу.

— Да ты что пристал ко мне? — отвечал ему второй. — Сам-то ты тоже в Семеновском полку кашу ел.

— А что, товарищи командиры, — вмешался я в их разговор, — много лет вы служили в Семеновском полку?

— Да чуть поменьше ста годов, — ответил мне шуткой первый. — Служил я в нем всего год с месяцем, — продолжал он уже серьезно, — а выслужил три года военной тюрьмы.

— А не случалось ли вам бывать в полковом музее? — задал я вопрос и насторожился.

— Как же, случалось! — ответил он. — И не один раз.

— Да и я бывал, — сказал второй. — Водили нас туда. Знамена там разные, наши и трофейные, оружие, суворовские вещи: портреты, ордена, костюмы, книги старинные…

— А личное оружие Суворова? — настойчиво спросил я командира. — Не помните?.. Личное?.. Должно быть!

— Как же! Было! Помнишь? — обратился он к своему товарищу.

— Помню! Ох, как помню! — ответил тот усмехаясь. — С него-то у меня и пошли нелады с унтером. Началось «баталией», закончилось «конфузней», как говорил Суворов.

Я попросил командира вспомнить подробнее о своей «конфузии».

— Дело давнее, — махнул он рукой, но стал рассказывать:

— В 1914 году, за несколько дней до войны, привезли в полковой музей подарок — правнуки Суворова передали полку личные вещи полководца. Взводный рассказал нам о Суворове, — да кто из солдат сам не знал о нем?

Солдаты хорошо помнили его поговорки: «Трудно в ученье — легко в походе», «Тебе, служивый, тяжело, а ты шаг, другой сделай, всё ближе к цели», «Сам погибай, а товарища выручай». Вспомнишь их — и легче станет.

А сколько сказов о нем сохранили старые солдаты, сколько песен пели! И песни всё веселые, под шаг солдатский, чтобы идти легче.

Как-то привели нас в полковой музей. Оружия там всякого было множество: шпаги и сабли, палаши и пистолеты, ружья и карабины…

В музее один капитан объяснял, чем знаменито это оружие.

Под конец привели нас к витрине. В ней под стеклом лежала боевая шпага Суворова. С нею он прошел свой последний поход по швейцарским горам.

Долго я смотрел на шпагу, и захотелось мне взять ее и подержать в своих руках, проверить, правда ли в ней сила большая. Я знал: делать этого нельзя. Но на меня накатило. Не подумайте, что баловство какое, нет, просто не мог удержаться. Капитан отошел к трофейным знаменам, солдаты пошли за ним, а я приподнял стекло, да за рукоять шпаги и взялся.

— Куда тянешь? — услышал я голос унтера. — Господин капитан, — рявкнул он, — тут рядовой беззаконие творит!

Подошел капитан. Унтер доложил о моем проступке.

В большом смущении объяснил я, как мне захотелось проверить силу, заложенную в суворовской шпаге. Попробовать хотел, выдержу ли ее.

Капитан, для порядка, сделал мне замечание, и осмотр суворовских вещей продолжался.

Но унтер с тех пор стал ко мне придираться.

— Ты силу хотел проверить! Я тебе покажу силу… Ты у меня попробуешь! — и при этом грозил мне кулаком.

Несколько дней я терпел, но как-то не выдержал. Хотел унтер добраться до моего уха… А я размахнулся и гляжу: он не то трепака откалывает, нс то на плацу что-то ищет.

Пришлось мне тюремную лямку тянуть. Как же мне не помнить полкового музея! Как не помнить шпаги Суворова! — шутливо закончил командир.

Вы должны понять мое состояние, когда я слушал бывших солдат Семеновского полка. Они рассказывали о полковом музее мельчайшие подробности, но ни один, ни другой не знали дальнейшей судьбы суворовских вещей. Спустя год оба оказались на фронте. Здесь они снова встретились, прошли героической дорогой гражданской войны, стали командирами.

Они не могли сказать мне, где находится теперь шпага, но я знал: ее найдут и положат, как славу и гордость нашей Родины, в светлых залах музея.

В своем воображении я видел этот музей, сверху льются волны света и освещают витрину со шпагой Суворова.

Зал украшен барельефами, изображающими боевую жизнь суворовских чудо-богатырей — солдат русской армии. Со стен свисают овеянные пороховым дымом, изорванные осколками ядер, пробитые пулями, боевые знамена суворовских полков.

По углам стоят захваченные в жарких сражениях прусские, турецкие, французские знамена, бунчуки, пушки, литавры, барабаны.

На другой день после разговора с Апполинарией Сергеевной, придя на работу в музей, я утром пошел к секретарю партийной организации музея — полковнику Воробьеву. Большую часть своей жизни он провел в рядах Советской Армии, а последние годы работал в музее, занимаясь изучением военной истории родной страны. Аккуратный, трудолюбивый, приветливый в обращении, принципиальный в спорах, он служил примером для окружающих.