Серебряные трубы - [28]

— А всё же приятно дожить до того дня, когда дело, за которое ты взялся, завершается! — говорил, радуясь, учитель, оглядывая окруживших его плотной стеной людей. Среди них находилось немало его питомцев. Там стоял и его сын, Петр Громов, верный помощник отца.

По настоянию учителя разработку проекта памятника для Измаила поручили тому самому Эдуардсу, который год назад создал памятник для Рымникского поля.

Всё предвещало скорый конец, как вдруг разразилась русско-германская война. Работу по сооружению памятника прекратили.

Отчаянию Николая Григорьевича не было предела.

— Видно, не мне кончать это дело! — покачал он головой и задумался.

Николая Григорьевича, офицера запаса, скоро взяли в армию. Уходя из дому, он призвал своего сына Петра. Тому недавно пошел девятнадцатый год. Петр заканчивал гимназию и собирался стать, как и его отец, педагогом, обязательно историком.

— Наступил час, Петя! О нем я говорил тебе не один раз. Что случится со мною, не знаю. Тебе завещаю довести до конца начатое мною. Это мое, отцовское, завещание. Дай слово выполнить его.

Сын поклялся выполнить волю отца.

Николай Григорьевич ушел на фронт.

Измаил жил напряженной жизнью прифронтового города. Война затягивалась. Линия фронта приближалась к Рымникскому полю, на котором стоял памятник Суворову.

Решено было разобрать памятник и перевезти его в Одессу, подальше от места военных действий. Работами руководил Эдуардс — автор монумента. Разбирали солдаты саперного батальона.

Часть, в которой находился в это время командир пехотной роты штабс-капитан Громов, стояла поблизости. Николаю Григорьевичу удалось вырваться к памятнику.

Он видел, как подле солдат озабоченно суетился однорукий старик, это был румын — крестьянин из лежавшего поблизости селения. Бездомный и беспомощный, он пристал к саперам, отыскивал им броды через речки, служил проводником, а они кормили его, добродушно величая его «наш мош Ион», что означало «наш дядя Ион».

Старик говорил, что правую руку он потерял в русско-турецкую войну на Балканах. Он воевал вместе с русскими. И дед его ходил с русскими солдатами против турок. Вместе свободу румынам отвоевывали. А прадед помогал самому Суворову. Возил ему под Измаил припасы: сено и мамалыгу.

— Как же после этого не помочь русским солдатам! — говорил румын.

Наблюдая, с каким угрюмым видом саперы разбирали бронзовую статую полководца, штабс-капитан так болезненно переживал эту операцию, словно его самого хоронили заживо. Скульптор, заметив состояние Громова, рассердился.

— Что же вы, штабс-капитан, полагаете лучше оставить его на месте?

Николай Григорьевич ничего не ответил и, взмахнув безнадежно рукой, отправился к своей роте.

В 1916 году памятник разобрали. Все бронзовые части вместе с фигурной решеткой перевезли в Одессу и сложили на литейном дворе Эдуардса.

На Рымникском поле, где вновь развернулась кровавая битва, остался напоминанием о подвиге суворовских солдат высоко поднявшийся над степными травами массивный гранитный пьедестал. На нем еще месяц-другой назад бронзовый Суворов на бронзовом коне устраивал свой последний смотр русским полкам, проходившим на запад. Там их товарищи в неравном бою дрались с австрийскими и германскими войсками.

Николай Григорьевич Громов не вернулся в свой родной город. Он погиб в начале 1917 года.

Наступил 1918 год. Во всех уголках русской земли кипело и бурлило. Рабочие, крестьяне, солдаты и матросы, опоясанные патронами, обвешанные гранатами, с винтовками в руках, дрались под красными знаменами.

Румынское королевство, в котором хозяйничала вильгельмовская Германия, захватило Измаил и много других сел, деревень и городов по Днестру.

Жена и две дочери покойного Николая Григорьевича оказались за пределами родной страны. Петру Громову удалось уйти из Измаила с последними частями революционно настроенных войск бывшей царской армии.

Петр Громов, молодой человек двадцати двух лёт от роду, не растерялся в тяжелых условиях. Он во всем походил на своего умершего отца: такой же, как тот, пытливый, настойчивый, с огоньком в сердце.

С полком революционных войск, скоро реорганизованным в пехотный полк Красной Армии, Петр Громов прошел тяжелый путь поражений и отходов в 1918 и закончил его вместе с ним в 1920 году победой над врагами республики рабочих и крестьян. Что с матерью и сестрами, оставшимися в Измаиле, Петр не знал. Сперва он тосковал, придумывал тысячи планов, как вызволить их. Постепенно боль разлуки сгладилась. Жизнь брала свое. Нужно было жить, и не как-нибудь, а достойно.

По окончании гражданской войны штаб армии направил Петра Громова в академию.

— Изучай теорию, проверяй полученную в боях практику. Советскому государству нужны свои образованные офицеры. Иди, учись! — напутствовал его командир дивизии.

Годы учебы в академии промелькнули быстро. А там началась полная забот и тревог жизнь кадрового офицера советских войск.

Время шло.

Петру Громову дали полк, который входил в состав войск гарнизона Одессы. Здесь полковник Громов отыскал литейный двор Эдуардса. Во дворе лежали поросшие бурьяном части бронзового памятника с Рымникского поля. Он не нашел уже там художественной фигурной решетки, которая когда-то обрамляла монумент. Ее перелили на бронзу.