Серебряные крылья - [37]

А он, Бирюлин, разве не на своем месте?

Вернувшись в комнату, остановился у зеркала. «Старею…» Уж и Вадим по стопам отца шагает, в летном училище… Глядишь, и обгонит — время сейчас такое, на родителей не оглядываются. Современная молодежь… Кто вышел в первые космонавты — Гагарин, парнишка совсем. А может, и Вадим подастся в космос, дело молодое, дерзновенное. Только без авиации-то, друзья, как ни крутись ни вертись, никуда не подашься. «Ну, расфилософствовался, — оборвал себя Бирюлин, — пора и в баньку».

Фричинский и Зацепа полулежали в дежурке, одетые в высотные костюмы. Между ними на табуретке — шахматная доска. Тут же на краешке постели сидел Чапля и внимательно следил за затянувшейся баталией. Летчики точно уснули над партией, их головы неподвижны — одна черная, с густой шевелюрой, другая белобрысая, с короткой стрижкой и с оттопыренными, как вареники, красными ушами.

— Вы сегодня так и не кончите партию, — разочарованно сказал техник, поднимаясь. — Кажись, уже и ночная смена пожаловала.

Фричинский оторвался от доски.

— Великолепно, хоть костюмы с себя сбросим. Так опостылели за день!

Он расстегнул на груди «молнию», с наслаждением потянулся, да так и замер: в дверях стоял генерал. Когда он вошел — никто не заметил. Когда прилетел — тоже никто не знал. Обычно Барвинский прилетал на чистеньком, аккуратном, как игрушка, истребителе с бортовым номером, «05». Но сегодня заявки на его прилет не было, это летчики знали. Правда, минут десять назад слышался глуховатый рокот мотора, сел какой-то старенький Ли-2. Но никому и в голову не пришло, что на борту транспортного самолета может пожаловать генерал.

— Ходи! Уснул, что ли? — прикрикнул на Фричинского не заметивший генерала Зацепа.

Фричинского словно подстегнул окрик товарища.

— Товарищи офицеры! — громко скомандовал он.

Зацепа поспешно вскочил, опрокинув шахматную доску, и фигурки рассыпались по полу.

— Товарищ генерал, дежурная пара выполняет задачу по охране государственных границ.

— Вольно. — Генерал мельком взглянул на шахматы: — Продолжайте охранять.

Темнобровое моложавое лицо генерала было непроницаемо, и нельзя было понять — иронизирует он или говорит серьезно. Прошелся по комнате, заложив руки за спину, обратил внимание на стены, заклеенные плакатами с изображением иностранных самолетов. Летчики переглянулись и продолжали стоять по стойке «смирно».

— Та-ак. — Барвинский обернулся к ним и снова посмотрел на шахматы: — Значит, охраняете?

Зацепа обиделся. Не только за себя — за всех летчиков, которые днями и ночами безвылазно парятся в высотных костюмах, готовые в любую минуту вылететь навстречу противнику. А тут: «Охраняете?», да еще с такой издевочкой в голосе…

— Охраняем, товарищ генерал, — серьезно сказал Зацепа. — Хотя точно знаем, что нас никуда не пошлют.

— Почему не пошлют?

— Потому что у нас техника новая, а опыта, как говорится, маловато.

— Ну и что из этого?

— Куда спокойней посылать тех, кто летает на старых военных истребителях.

Генерал посмотрел на часы и громко произнес:

— Вам — воздух!

Зацепа не поверил услышанному, но Фричинский заорал как бешеный: «Воздух!» — и, схватив с тумбочки гермошлем, стал поспешно натягивать его на голову. Вбежал солдат-высотник и бросился помогать одеваться летчикам. Уже на ходу они похватали перчатки и наколенные планшеты.

Топот ног, шум, суета — все смолкло. Генерал остался в дежурном домике один, а с улицы уже доносилось фырканье турбостартеров, раскручивающих турбины. Генерал посмотрел на часы: летчики пока укладываются в норму, отведенную для взлета по команде на реального противника.

Разрешили выруливать, а Зацепа все еще не верил, что их будут поднимать. Просто генерал решил проверить, уложатся ли летчики вовремя. Сейчас им скомандуют: «Зарулить обратно!» Тренаж. Наверное, так же думал и Фричинский, потому что, когда с КП передали: «Вам взлет!» — он переспросил, словно ослышался: «Взлет?»

Пара истребителей отошла от земли. С командного пункта донеслось:

— Курс девяносто. Режим максимальный.

«Чудеса! — все еще не верил Зацепа. — Вот тебе и тренаж».

Солнце утонуло за далекими гребнями гор, и запад алел, как расплавленный металл. Земля сумрачно глядела из своих глубин, и тревожный холодок закрадывался в сердце. Пора бы уж давать команду на возвращение, а ее нет и нет, и машина-птица несет старшего лейтенанта Зацепу все дальше от аэродрома, от милого уютного таежного гарнизона, а внизу зияет темная мрачная пропасть. В пугающую неизвестность мчит их властная воля генерала.

«Вдруг и правда на реальную цель подняли?» — внезапно подумал Валентин, и, словно в подтверждение его догадки, с земли прозвучала отрывистая команда:

— До цели двадцать! Разворот левый, крен максимальный!

Самолет Фричинского резко развернулся на новый курс. На фоне темнеющего неба Зацепа с трудом различал машину ведущего.

— Включаем АНО[2], — передал Фричинский. В голосе командирская твердость и спокойствие, как будто он только и занимался тем, что всегда летал ночью.

«Чему радуется, чудак!» — усмехнулся про себя Зацепа, но тут же по достоинству оценил Фричинского: молодец, не забыл об АНО. Да, но где они включаются? Взгляд Зацепы заметался по кабине, в которой уже по-хозяйски поселилась темнота. А где подсвет приборов?