Серебряное прикосновение - [2]

— Я готова, — сказала Эстер, спускаясь в прихожую.

— Очень вовремя, — язвительно ответила Марта и грубо подтолкнула ее к выходу.

У Марты и Джека не было детей, за что она всегда благодарила Создателя, так как была начисто лишена материнских чувств, присущих женщинам. А теперь на нее как снег на голову свалилась ответственность и новые обязанности, с чем ей не приходилось еще сталкиваться.

Марта все свое время посвящала таверне: дебет — кредит, расход — приход, шуточки с завсегдатаями пивной… Она давно освоилась со своей ролью: бойкая, цветущая хозяйка с острым язычком обеспечивает широкую известность заведению, равно как и хорошо приготовленная пища и высококачественное пиво. А Джек… Джек всегда был простачком, слишком снисходительным к должникам и слишком мягким, слабохарактерным, чтобы быть настоящим хозяином лучшей таверны в Стрэнде. Однако иногда Джек становился упрямым как осел, если ему в голову приходила какая-нибудь идея-фикс. Поэтому Марта и не стала оспаривать решение мужа взять к себе в дом Эстер, да еще в присутствии посторонних, так как прекрасно понимала, что это было совершенно бессмысленно. В такие моменты она невольно испытывала уважение к Джеку.

Марта заняла переднее сидение в карете, Джек усадил Эстер на заднем, заваленном багажом, и подумал, как сильно изменилась эта девочка. Это уже была совсем не та Эстер, которую он знал прежде. Бледное, осунувшееся личико, на котором резкими пятнами проступили веснушки, огромные серые глаза, наполненные горечью утраты, отяжелевшие и распухшие от слез веки, мокрые слипшиеся ресницы… Джеку пришла в голову дикая мысль, а не подменили ли девушку злые духи или волшебники? Та ли это Эстер Нидем — живая, веселая хохотушка, с которой он виделся раньше? «Она должна поправиться. Она обязательно выздоровеет, придет в себя. И я обязан помочь ей в этом», думал Джек.

— Тебе будет хорошо с нами, Эстер, — несмело сказал он, задумчиво потирая подбородок, как бы пытаясь убедить в этом самого себя. — Все будет в порядке. Ты не бойся.

— Джек, мы поедем сегодня домой в конце концов или нет? — немедленно отозвалась Марта с переднего сидения кареты.

Джек со вздохом уселся рядом с ней, взял в руки поводья, щелкнул кнутом. Послышался скрип колес, и повозка медленно поползла по дороге. Эстер, сидя в уголке между сваленной в кучу мебелью и другими пожитками из ее дома, наблюдала через небольшое окошко, как коттедж, в котором она прожила всю свою жизнь, медленно уплывает от нее все дальше и дальше. Эстер оставляла все, что было для нее так дорого: знакомый до боли чистый, широкий пейзаж вокруг дома, птиц, которые ее совсем не боялись и брали еду из рук, залетая прямо к ней в комнату через открытое окно; небольшой лесок, в котором Эстер знала наизусть каждую тропинку и куда часто приходила делать наброски и эскизы. Особенно нравилась ей лужайка, заросшая сиренево-голубыми колокольчиками…

Навсегда распрощалась Эстер с полянками и лугами, на которых весной буйно разрастался золотистый первоцвет и лютики, а по утрам косые лучи солнца зажигали разноцветными огнями мириады капелек росы на траве. Эстер вспомнила кладбище, свежую могилу матери, вспомнила, как положила букетик диких полевых цветов в гроб… Острая боль этих воспоминаний, казалось, разрывала ее изнутри, невозможно было вынести такую муку. Детство, безмятежная юность — все кануло в прошлое. Эстер переезжала в Лондон. Она не помнила ничего об этом городе, хотя и жила там некоторое время с матерью, когда была совсем маленькой. К тому времени родители Энн Нидем уже умерли, а ее единственный родной брат пропал без вести в море. Таким образом, у Энн и маленькой Эстер не осталось никого из родных.

Странные, противоречивые чувства возникали в душе Эстер при мыслях о Лондоне. Огромный город, множество людей… Сможет ли она найти себя, не затеряться в этой многоликой толпе? Эстер молода, сильна, не боится никакой, даже самой тяжелой работы. И непременно сдержит слово, данное Джеку, — будет трудиться изо всех сил.

С тех пор, как стало очевидным, что Энн Нидем обречена, Эстер жила, а вернее, существовала в каком-то странном оцепенении души, время будто остановилось для нее. Эстер ничего не чувствовала, словно все эмоции и переживания были заморожены. И теперь, увидев башни, крыши и купола соборов Лондона, она будто очнулась от долгого сна, в ее душе возникла целая гамма чувств и переживаний.

Карета миновала рыночную площадь Ислингтон, проехала мимо Чартер Хаус, пересекла Смитфилд и въехала в ворота Ньюгейт Старого Лондонского Вала. Далее за зданием тюрьмы карета повернула к Ладгейт Хилл и въехала в Стрэнд.

Эстер, которая приникла к окну кареты с того самого момента, как они въехали на шумные, заполненные людьми улицы Лондона, впервые увидела громаду нового, недавно отстроенного Собора Святого Павла. Его грандиозный купол сиял на солнце, словно гигантская жемчужина. Эстер подумала, что теперь это, вероятно, одно из самых высоких зданий в городе.

Она буквально пришла в ужас от шума, гама и зловония, наполнявшего улицы. Ее поразили бесчисленное множество карет, повозок, экипажей, портшезов, нескончаемые потоки пешеходов. Над входами в магазины пестрели ярко раскрашенные вывески. Возле каждой цирюльни был врыт столбик, расписанный красными и белыми полосами — цветами крови и белоснежной марли, которой перевязывают раны. Тут и там раздавались крики уличных торговцев, разносящих корзины с вишней, апельсинами и другими фруктами; женщины ловко пробирались сквозь толпу, неся на головах подносы с выпечкой, мужчины сгибались под тяжестью корзин с рыбой, мидиями, моллюсками.