Серебряная ведьма - [80]

– Она будет хранить твою тайну так же, как храню ее я, – обещаю я.

Аванк вздыхает, внимательно глядя мне в глаза еще мгновение, затем подается назад, и от ее движений на меня накатывают ласковые волны. Потом без малейшего всплеска она погружается и исчезает в водах озера.

Я целую свое дитя и снова прижимаю к себе.

– Тебе поистине повезло, моя юная ведьмочка, ибо благословение Аванк – это самая лучшая защита.

16

Тильда

Тильда смотрит на закатное солнце. Заходя за покрытые снегом горы, виднеющиеся за озером, оно разливает кроваво-красный свет по зимнему небу. Раньше такое зрелище заставило бы ее остановиться, чтобы посмотреть и полюбоваться. Но сегодня оно только напоминает ей: день подходит к концу, а время утекает сквозь пальцы. До Рождества осталось два дня, а она обещала отпраздновать его с Диланом и его дядей, так что у нее в запасе лишь несколько часов, чтобы, оторвавшись от работы, привести себя в порядок и выйти из коттеджа. Но важнее то, что ей придется оставить браслет. Или хотя бы воздержаться от того, чтобы надеть его. От этой мысли Тильду охватывает желание поскорее дождаться минуты, когда она сможет это сделать. Она дивится такому быстрому переходу от страха к восторгу. После обжига Дилан предложил отпраздновать успех за обедом в «Красном льве». Она почувствовала его разочарование, когда пригласила туда и Лукаса, и его облегчение, когда тот отказался пойти, сославшись на раскопки. По правде говоря, Тильда предпочла бы остаться дома. Успех обжига и удивительное видение разожгли в ней такую жажду творчества, что, казалось, еще немного – и она взорвется, если не начнет делать наброски. Тильде хотелось немедля запереться в студии и зарисовать то, что она увидела. Хотелось запечатлеть образ невероятного существа, которое ей явилось. Хотелось в мельчайших деталях отразить на бумаге и в глине всех существ, которые летали и прыгали перед ее закрытыми глазами. Хотелось в очередной раз сравнить замысловатый рисунок на браслете с рисунками на своих горшках, теперь уже обожженных и покрытых глазурью.

Но больше всего ей хотелось снова надеть браслет.

Когда в коттедже она останется одна. Так что Тильда сходила с Диланом в паб, съела поздний обед, вкуса которого почти не почувствовала, выпила пива, едва заметив, что пьет, в общем, постаралась вести себя как нормальный, здравомыслящий человек. Вот только она больше не чувствовала себя нормальной. В конце вечера она мягко, но решительно отослала Дилана прочь, слегка поморщившись от вида обиженного выражения, написанного на его лице, когда он уходил. Она попыталась объяснить, что ей надо работать. Только несколько дней, заверила она его. Они снова увидят друг друга на Рождество.

– Ты оставляешь меня ради какого-то комка глины.

– Прости. Дело в том… – Ей не удалось закончить предложение.

– Знаешь, я рад, что ты чувствуешь себя счастливой. Рад видеть, что ты думаешь о своей работе, а не… ну, в общем, не о тех, других вещах.

В ответ на это Тильда только кивнула. Пусть он думает, что успех обжига действительно отвлек ее внимание от всех странных и пугающих событий, которые происходили в последние дни. Несмотря на то, что Дилан стал свидетелем того, что случилось, когда она первый раз надела браслет, ей все еще не хотелось говорить с ним об этом. Она даже не рассказала, что надевала браслет еще раз, и о том, как в видении ей явилась Аванк. Тильда уже достаточно хорошо его знает, чтобы быть уверенной: он бы не отнесся к этому несерьезно – выслушал ее и поверил. И все же, несмотря на их близость, она чувствует: открытия, которые принес контакт с браслетом, – глубоко личные.

Ей нужно испытать это еще раз. Тильда наконец осталась одна, не считая Чертополошки, которая теперь стала еще больше похожа на везде следующую за нею тень. Тильда поворачивается спиной к закату и входит в студию. Полки справа заставлены поблескивающими новыми горшками, недавно извлеченными из обжиговой печи. Она любовно проводит пальцами по поверхности того, который находится к ней ближе всего. Она и надеяться не могла, что глазирование пройдет идеально, что цвета будут плавно переходить один в другой, благодаря чему древний кельтский животный орнамент отчетливо выделяется и в то же время естественно сливается с фоном. То, что Тильда обработала поверхности каменной солью и перед обжигом набила пространство между горшками тростником с озера, дало потрясающие результаты. Соль растаяла и растеклась, образовав беспорядочные разводы и брызги медного цвета, а тростник, сгорая, оставил на горшках крученые дымчатые следы. Силуэты животных сверкают от глазурей и добавленной к ним золотой фольги. Глядя на них, Тильда успокаивается, а когда она дотрагивается до орнамента, по всему телу распространяется легкое покалывание.

Я знаю вас. Знаю вас всех. А Аванк? Она приходила ко мне. В том видении она специально меня разыскала. Интересно, при чем здесь она? Если зайцы и охотничьи собаки олицетворяли ведьм, что же олицетворяла она?

Тильда торопливо возвращается в гостиную и достает браслет с верхней книжной полки, куда она положила его для лучшей сохранности. Она не надевает его – правда, мысленно пообещав себе, что сделает это очень скоро, – но кладет в карман слишком просторной для нее клетчатой рубашки, в которой часто работает. Затем берет книги, которые дал почитать профессор, возвращается в студию и садится за свой верстак, обернув плечи шерстяным одеялом. Отапливающая студию дровяная печь греет хорошо, но стеклянные двери слишком сильно выпускают из нее тепло. Тильда подносит спичку к фитилю стоящей рядом масляной лампы и начинает листать страницы попавшегося под руку тома, не зная, что именно ищет, но чувствуя, что узнает это, когда найдет. Чертополошка лежит на лоскутном коврике у ее ног, свернувшись клубком и накрыв нос пушистым хвостом.