Серебряная свадьба - [15]

Брендан только ухмылялся про себя и представлял, как прореагировали бы на это обитатели Солтхилла.

Он ничуть не скучал по дому и иногда даже начинал сомневаться, любит ли в самом деле своих домашних. А если нет, то, может, он какой-нибудь нравственный урод? Все книги, которые он читал, все фильмы, которые он смотрел, рассказывали о любви; к ней сводилось так или иначе все, о чем писали в газетах. Неужели он, Брендан, совершенно неспособен любить? Может, он какой-нибудь недочеловек?

Наверное, чем-то подобным был и Винсент, во всяком случае, он никогда никому не писал писем и не предпринимал попыток для более или менее тесного общения с другими людьми. Потому и предпочитал жить здесь, среди этих скал, каменистых дорог и бескрайних небес.

Все — таки это не совсем нормально, подумал Брендан, — дожить до 22 лет и не получить поздравления ни от единой живой души. Если бы он сказал об этом Винсенту, тот посмотрел бы на него задумчиво и произнес бы что-нибудь вроде: «В самом деле?». Он не сумел бы ни поздравить с праздником, ни предложить праздничный тост…

Винсента не было дома. Вернуться он собирался к обеду. Сегодня они намеревались подкрепиться куском холодного бекона с помидорами. На гарнир — картошка, потому что дневная еда без доброй порции горячей картошки представлялась Винсенту совершенно бессмысленной. Баранину они не ели никогда. И не из-за какого-нибудь чувства деликатности по отношению к животным, благодаря которым держалась вся их жизнь; просто у них не было достаточно большой морозильной камеры, какие были у многих из их соседей. Те-то могли позволить себе закалывать по овце каждые несколько месяцев. А покупать мясо в магазине слишком дорого, когда продаешь овец за гораздо меньшую цену.

И вдруг на горизонте показался фургончик почтальона Джонни Райордана.

— Я тут везу для тебя целый ворох писем, Брендан. Похоже, скоро у тебя день рождения или что-нибудь в этом роде, — сказал Джонни весело.

— Да. — Брендан становился столь же немногословным, как и его дядя.

— Так, значит, я могу рассчитывать, что ты угостишь всех нас пинтой доброго эля?

— Почему бы и нет?

Отец прислал открытку с изображением забавного котенка — совершенно неподходящую для вечно зажатого, нелюдимого отца. При этом слово «отец» было выписано особенно изящно. И ни слова о любви, никаких пожеланий. Ну да, так и должно быть. Мамина открытка была более цветистой; казалось, мать все никак не могла поверить, что ее сын уже вырос, но при этом интересовалась, есть ли у него подружки, и высказывала пожелание поскорее увидеть его женатым.

Открытка от Хелен была полна мира и благословений. Там было несколько слов о сестрах и о странноприимном доме, который они готовили к открытию, о деньгах, которых им так не хватало, а также смешная история о том, как две монахини ходили играть на гитаре на станцию Пикадилли и как потом общественное мнение в монастыре разделилось в оценке их поступка. Хелен всегда писала так, будто на сто процентов была уверена, что он знает всех упомянутых людей, помнит их имена и интересуется их жизнью. В конце она приписала: «Пожалуйста, со всей серьезностью отнесись к письму Анны».

Вот и его черед. Брендан не спешил вскрыть конверт. Быть может, речь пойдет о каких-нибудь дурных новостях, к примеру, у отца обнаружился рак или матери предстоит лечь в больницу на операцию? Лицо его с презрением скривилось, когда он прочел о предстоящей годовщине. Ничего у них не изменилось. Решительно ничего! Они завязли во времени, словно в тине, застряли в мире, где значение имеет только всякая чепуха и ничего не значащие ритуалы. В особенности раздосадован он был просьбой Хелен принять все это всерьез. Они еще и его хотят втянуть в эту ерунду!

Брендан чувствовал раздражение и беспокойство, как всегда, когда его пытались впутать в семейные дела. Он вскочил на ноги и вышел из дома. Ему хотелось немножко побродить по окрестностям. Там была стена, которой необходимо было заняться. Возможно, для ее ремонта потребуется нечто большее, чем просто перекладка камней, которой они с Винсентом занимались постоянно.

По дороге ему встретился Винсент, возившийся с застрявшей в калитке овцой. Напуганное животное толкалось и брыкалось с такой силой, что освободить его, казалось, невозможно.

— Ты как раз вовремя! — воскликнул Винсент, и вдвоем они быстро вытащили из калитки племенную скотину. Та неистово блеяла, уставившись на них своей глупой мордой.

— Что с ней такое, она, случаем, не поранилась? — спросил Брендан.

— Да нет. На ней ни царапины.

— Откуда же этот кошачий концерт?

Винсент бросил задумчивый взгляд на удрученную овцу.

— Похоже, она задавила собственного ягненка. Затоптала бедного малыша до смерти.

— Глупая толстая скотина! — сказал Брендан, — сначала валяется на собственном ягненке, а потом еще умудряется застрять в калитке. Вот уж действительно — овца!

Овца доверчиво посмотрела на них и огласила окрестность громким блеянием.

— Она даже не понимает, что я ее оскорбляю, — воскликнул Брендан.

— Да ей наплевать! Она ищет своего ягненка!

— Что, не знает, что сама его и прикончила?