Серебряная леди - [4]

— Что вы собираетесь делать с салуном? — не унимался адвокат.

Марш пожал плечами:

— Азартные игры. Виски. Что еще может быть в салуне?

— У вас есть опыт в подобных делах?

Марш кивнул.

— Вы даже не представляете себе, какой легкомысленный поступок вы совершаете, — слегка улыбаясь, произнес Скотт, думая про себя, что одни глаза Марша Кантона отпугнут большинство посетителей. Не говоря уже о своеобразной мужской грации, с которой он носил оружие, грации, которая является следствием хорошего знакомства и обращения со смертоносным инструментом.

Губы Марша дрогнули в намеке на улыбку. «Как мало в ней тепла», — подумал Дэйвид.

— Именно поэтому мне нужен человек, который мог бы меня представить здешнему обществу и прикрыть в случае необходимости. Я рассчитываю на вас.

Последнее было произнесено с неохотой. Дэйвиду не составило большого труда заметить, что Марш не любил обращаться за помощью. И впервые за время их общения адвокат испытал теплое чувство к своему клиенту. Это говорило о внутренней честности и об осознании пределов своих возможностей. Дэйвид ответил весьма уклончиво и в свою очередь поинтересовался:

— А почему бы вам не взглянуть на салун прежде, чем вы примете окончательное решение?

— В этом нет необходимости.

Скотт покачал головой.

— Я палец о палец не ударю в этом деле, пока вы лично не осмотрите «Славную дыру».

Марш поднялся, смерил Дэйвида пристальным взглядом, как будто снимал размер для гроба, и неожиданно кивнул:

— Я еще вернусь.

Адвокат, не дыша, следил, как Марш повернулся, покинул офис, и только тогда перевел дыхание. Совершенно ясно, что после того как Кантон увидит, в каком состоянии находится салун, он не вернется.

Тем не менее, подумал Дэйвид, Марш Кантон любопытный клиент. Весьма любопытный… Вызов Каталине Хилльярд… Неожиданно Дэйвид усмехнулся. Его клиент был похож на других, кто пытался превратить «Славную дыру» в доходное местечко. Подумав еще, Скотт пришел к выводу, что у Марша Кантона было много общего с Каталиной Хилльярд. Любой мул мог бы гордиться железным упрямством, которого, судя по всему, было вдоволь и у Марша Кантона, и у мисс Хилльярд.

А их глаза…

Его неожиданно осенило: у Марша и Каталины было одинаковое выражение глаз: осторожность и отчужденность, предупреждение, чтобы не приближались слишком близко. Привлекательность Каталины складывалась из многих черт и черточек, не последней из которых была и эта «не тронь меня» манера поведения, одновременно вызывающая и чарующая.

Дэйвид Шулер Скотт облокотился на стол и вздохнул. На лице его застыло задумчивое выражение.

* * *

Маршу было достаточно бросить беглый взгляд на «Славную дыру», чтобы понять нежелание адвоката продолжать это дело.

Деревянная вывеска, болтавшаяся на одном гвозде, с грохотом ударяла по стене. Марш стоял и смотрел как вкопанный, вспоминая то, что случилось пятнадцать лет назад. Глухие удары, совсем как эти, свидетельствующие о бедности и запустении…

Раздался крик, и Марш очнулся: он стоял посреди улицы, мешая коляскам и экипажам. Кантон поспешил перейти деревянный тротуар, вынуждая сквернословящего извозчика попридержать лошадей. Слово «опасность» было пустым словом для Марша. Ему был неведом страх смерти. Он испытывал отвращение к некоторым способам ухода из жизни.

С того места, где он стоял, Марш вполне мог дотянуться до уродливой вывески, что он и сделал. Кантон напрягся и рванул вывеску. И подумал, что кто-то также, как он сейчас, вырвал из его жизни нечто существенное, важное, без чего само существование лишено смысла.

И он направился к салуну. От входных дверей высотой около четырех дюймов осталась лишь одна створка, да и та болталась на верхней петле. Марш уперся было во вторые, целые двери, но обнаружил, что замка нет. Двери легко поддались, и он вошел внутрь.

Неожиданно Кантон услышал глухое рычание. Собака — если это существо можно было назвать собакой — поднялась ему навстречу с места, где, очевидно, привыкла спать. Уродливее животного, он, кажется, в жизни не видел.

Марш взглянул на выбитое окно, предполагая, что именно таким путем в салун попадала собака. Животное было довольно крупным; костистые бока были покрыты рубцами; породу, к которой мог бы принадлежать этот экземпляр собачьего мира, установить было невозможно; под слоем грязи угадывалась шерсть цвета соли с перцем. Единственное, что у собаки было в порядке, так это зубы, которые обнажились в угрожающем оскале. Напружинившись, как для атаки, животное предостерегающе рычало. Марш обратился к нему ровно и предупредительно:

— Не бойся, я не причиню тебе вреда, — он разговаривал с собакой, как с человеком, — если ты пообещаешь мне то же.

Животное успокоилось, слегка расслабилось, и грозный рык перешел в предупреждающий оскал.

Марш сделал еще несколько шагов внутрь. В огромном зале находились только пианино и стойка бара. Кантон вспомнил о другом пианино, из своего прошлого, и взглянул на руки. Когда-то эти руки извлекали из инструмента волшебные звуки, а потом с еще большим талантом сеяли смерть. Марш подошел к заброшенному и изуродованному инструменту, дотронулся до клавиши слоновой кости и услышал мрачный стон. Звук расстроенного инструмента причинил Кантону жестокое страдание. Пианино звучало в унисон с его растерзанной душой.