Серебряная чаша - [22]

Адам-бен-Ахер наконец завершил трапезу. Он опустил обе руки в чашу с водой, а потом, фыркая, словно чудовище, стал смывать жир с лица. Но, умывшись, он не встал, а, наоборот, уселся поудобнее, уперся локтями в широко расставленные колени и снова принялся рассматривать юношу.

— Сколько времени тебе понадобится на эту чепуху? — спросил он, впервые за все время обращаясь непосредственно к молодому человеку.

— Несколько недель, — ответил Василий, который чувствовал себя не в своей тарелке из-за явной враждебности караванщика. — Может, немного больше. Все зависит от вдохновения. Иногда первые пробы и наброски не получаются, все приходится переделывать.

Адам повернулся к Луке:

— Ты что, не мог найти кого-нибудь другого, кто мог бы все сделать с первого раза? Зачем ты везешь в Иерусалим этого неумелого подмастерья? И кстати, где ты собираешься его устроить?

— В доме Иосифа. В подобных случаях так поступают всегда. Мастер живет в доме, чтобы наблюдать за своей моделью.

— И успевает к тому же еще массу другого. Мой уважаемый друг, тебе не кажется, что у этого юнца очень привлекательный вид?

— Да, он довольно симпатичный.

Хозяин каравана бросил на Василия подозрительный взгляд и еще больше насупился. Помолчав, он снова заговорил вызывающим тоном:

— Я уже сказал, что не люблю художников. Все они тряпки. Вот, например, я могу схватить одного из них — этого, сидящего передо мной, — и переломать ему все кости. И никаких усилий, так, маленькая разминка. — Он сделал паузу, а потом повернулся к Луке и спросил: — А куда отправишься ты после того, как повесишь мне на шею этого рисовальщика?

— Я возвращаюсь к Павлу, — ответил Лука. — Может быть, ты слышал, что он собирает небольшую группу. В Македонии набрали денег, чтобы помочь беднякам из Иерусалима. Павел должен доставить их до места.

Хитрый огонек загорелся в глазах Адама.

— Это всего лишь предлог, — заявил он. — У Павла есть другие причины для похода на Иерусалим.

Лука задумчиво кивнул головой:

— Ты прав, у Павла есть и другие причины.

Адам снова пустился в разглагольствования:

— Это же безрассудно! Если он снова там появится, то будут беспорядки, мятежи, прольется кровь. Мне кажется, ты не вполне понимаешь ситуацию. Но одно, по крайней мере, ты должен знать: священники Храма люто ненавидит Павла. Ты знаешь, что пламя непокорности горит в сердцах евреев, несмотря на кажущееся спокойствие, под железным кулаком Рима. Говорят, что выбран день, когда евреи поднимутся, чтобы сбросить римские цепи. Фанатики точат ножи. Они раздувают мятеж, и они тоже ненавидят христиан, потому что еврей, поверивший в вашего Христа, начинает хотеть мира. Они ненавидят Павла, потому что он во всеуслышание будет призывать к миру. К миру под пятой Рима! Боюсь, что он не успеет войти в Иерусалим и произнести «Мир вам!», как ему воткнут нож в спину.

— Павел прекрасно отдает отчет в опасности, которая его ждет, — успокоил его Лука. — А фанатики и без того повсюду следуют за ним.

— Не пускай его! — воскликнул Адам. — И без него в городе хватает сложностей. Очень может быть, что потасовка с вождем этих близоруких христиан выльется в восстание против Рима. Я хороший еврей и чту законы Моисея, но я не фанатик и прекрасно понимаю, что римляне не заставят просить себя дважды. Они немедленно направят к нам легионы, чтобы утопить восстание в реках еврейской крови.

— Рука Иеговы направляет Павла. Она указывает ему путь.

— Это Павел так говорит, — горько возразил Адам. — А мы? Почему мы должны быть в этом уверены? Где гарантия того, что эта рука направляет его в нужную сторону? Ну хорошо, пусть о своей голове он печется сам! Но день его прихода в Иерусалим будет черным днем для всех нас!

Вдруг караванщик сменил тему беседы, так что его собеседники чуть не подскочили от неожиданности:

— Вчера вечером здесь был Симон Волшебник[15]. Он появился на рыночной площади, и весь Халеб сбежался поглазеть на то, что он вытворяет.

Лука поднял хмурое лицо.

— Везде, куда бы я ни приезжал, я слышу об этом Симоне. Он так нам мешает! Просто все портит! А сам-то ты его видел?

— А как же! — Адам был в своем репертуаре. — Я думаю, он самый великий волшебник в мире. Если бы ты видел, с какой легкостью он совершает чудеса… Учти, где бы он ни проходил, у него появляется масса последователей. Он забирает их у вашего Назарянина. Ничего удивительного! Люди верили в то, что Иисус был Мессией, потому что он совершал чудеса. И тут появляется некий Симон из Гитты, который говорит им: «Смотрите, я тоже могу совершать чудеса. Да еще какие! Его чудеса не чета моим!» И естественно, люди смотрят. И что же? Они изумляются и говорят: «И то правда! Так почему же мы должны верить в Назарянина?»

Каждое слово караванщика было ударом для Луки, он становился все печальнее и печальнее.

— Сын мой, — сказал он. — Ты не христианин, поэтому тебе не понять, что для нас, христиан, вера в Христа не самое главное. Далеко не самое главное. Вот я, например, никогда не видел Его собственными глазами, но, даже если бы Он не совершал никогда никаких чудес, я бы продолжал бы верить. Главное, Адам-бен-Ахер, это то, чему Он учил. Главное — истина, которую Он принес. Наш Бог — это Бог любви, милосердия. Мы теперь можем искупить наши грехи. Он это сделал за нас, заплатив той кровью, которая пролилась на Голгофе. Вот хотя бы ты, Адам. Ты сидишь, покачиваясь на верблюде, но не думаешь же ты, что способен проделать путь от Халеба до Иерусалима только благодаря амулету, который висит на шее животного? Так вот и эти истории с чудесами — они важны для нас, как для тебя амулет.