Серебристый свет (Подлинная жизнь Владимира Набокова) - [6]

Шрифт
Интервал

4. См. предисловие автора к первому английскому изданию романа "Glory" (New York, McGraw-Hill, 1971), p. xiv.

5. The Real Life of Sebastian Knight (New York, New Directions, 1959), p. 202.

6. Для ленивых тупиц среди тех из вас, кто не позаботился изучить родной язык Мастера, укажу, что по-русски (да и по-французски) слово "роман" может обозначать и книгу, и любовную связь. В Набокове, самом интертекстуальном из интертекстуалов, эти стихи Пушкина вызывали, надо полагать, особенный отзвук - наравне с подзаголовком "роман", способным обозначить и "роман" писаный, и "роман" любовный. Самозваным же "набоковедам" даю un conseil - на манер нынешних швейцарских пограничников, учтиво рекомендующих обзавестись правильной carte de sejour: прежде чем слишком надолго уезжать во Францию, - учите русский язык. Самонадеянные толкования Набокова равносильны без знания русского толкованиям Ван Гога без представления о желтом, оранжевом и синем цветах.

7. По меньшей мере один беззаботный комментатор предположил, что Машенька Ганина и Машенька Алферова суть разные женщины, что все ганинские грезы есть результат ошибки, проистекшей из краткого взгляда на один-единственный снимок. Набоков позволяет легко опровергнуть это утверждение. В первой главе, когда в застрявшем лифте вспыхивает свет, мы узнаем, что Алферов - странноватого вида господин в "золотистой бородке". В главе тринадцатой Ганин, просматривая давние письма Машеньки к нему, натыкается на то место, где она описывает бал, на котором за ней ухаживал "очень смешной господин с желтой бородкой". Разумеется, это ее будущий муж.

8. Предшественник Васко да Гама!

9. Бестолковость людей, самодовольно уверенных в своей толковости вот точный образ мира литературной критики.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Ночь бродит по полям

Признаюсь, я верю в привиденья. Какой бы ни была религия человека, кому бы или чему бы он ни поклонялся - речным духам, Великой Матери, пустынной купине, распятым пастухам или лысому и тучному мудрецу, безмятежно восседающему под древом Бо, - неверие в потустороннюю жизнь остается за гранью его человеческих возможностей. Подозреваю, что даже завзятый атеист сознает - интуитивно, имплицитно, - что существует нечто еще. Существует ли Бог с прописной Б или нет его вовсе, вероятие того, что жизнь человека, которая есть занимающая дух бездна смеха и слез, чайных листьев и древесной коры, мимолетных улыбок и летучих облаков, несказанного блаженства и неутешного горя, заканчивается раз и навсегда всего только вследствие внезапного обрыва мелкой череды механических событий (биений сердца, расширения легких), вероятие это является попросту и начисто немыслимым - в буквальном значении этого слова.

Как говаривал покойный мой друг, сталкиваясь с особенно близорукой разновидностью живущего одним днем гедониста: жизнь - не генеральная репетиция, но и не последний акт.

Леди и джентльмены, я обязан сделать признание: с самого начала этой книги нечто повадилось навещать меня. Я не хочу сказать этим, будто я стал одержим моей темой, или обморочен ароматом литературной славы, или, наконец, пал жертвой idee fixe . Я имею в виду томительные преследования в духе английского " haunted ", происходящего, кстати сказать, от старо-земблянского " heimte " - внушать, притягивать, захватывать, притязать. Кто-то или что-то преследовало меня, плетясь по пятам моих размышлений, пряча от меня карандаши и справочные карточки, стуча бесплотными пальцами в окна моей лачуги, нашептывая мне между порывами мартовского ветра соблазнительную участь и всеми мыслимыми способами заманивая меня в зазеркалье.

Мне кажется, я знаю, кто это был.

***

Коллега, перед которым я открыл душу наутро после одной особенно жуткой из описанных выше ночей, несколько позже по ходу нашей беседы сообщил ненароком, что у него есть в Омахе приятельница (назовем ее ЛН), которая не так давно консультировалась у экстрасенса в надежде связаться с супругом, скоропалительно скончавшимся за несколько лет до того. Упомянутый экстрасенс, костлявая дама азиатских кровей со странным именем "мадам Тук", уверяла, будто она является "канализатором", то есть медиумом, способным создавать каналы связи с бестелесными духами, включая, конечно, и духов умерших людей, которых она называла, демонстрируя удивительное пристрастие к невнятным эвфемизмам, "другими". Приятельница моего коллеги, служившая профессором французской литературы и бывшая до того времени закоренелым скептиком во всем, что касается паранормальных явлений, была потрясена этой встречей и потому поделилась с моим коллегой жутковатыми результатами своей консультации с мадам Тук: последняя, отхлебнув пахнувшего лепестками роз чаю и несколько минут просидев - неподвижно, с закрытыми глазами - в полосатом полумраке своей маленькой, затемненной бамбуковыми жалюзи комнатки, вдруг вылетела из кресла, будто вышибленная ударом незримой ноги, но тут же уселась обратно, широко распахнув глаза. Маленький накрашенный ротик ее также открылся, не испустив, впрочем, ни звука. Затем, по прошествии еще минуты неестественной неподвижности, она произнесла нижеследующее голосом, который, как утверждала ЛН, несомненно принадлежал ее мужу, хоть и был пропущен чрез женские голосовые связки:


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.