— …третья дверь налево. Поняли?
- Да.
- Но только до часу. Он у нас на полставки работает. После перерыва его не бывает. Ясно?
— Да.
— И надо обязательно прийти до тридцатого, а то опять придется переносить в баланс нового квартала.
— Да.
— Смотрите же, не забудьте! Все уже давно получили, только с вами такая канитель.
— …
— Да вы слышите меня?
— Слышу.
— Ну, я пошел.
— Всего хорошего.
Наследил, оставил окурок в пепельнице, неплотно прикрыл дверь. Непорядок.
Анна закрывает дверь, берет тряпку и протирает пол. Пепельницу выносит на кухню и там выбрасывает окурок в ведро для сора. Возвращается в комнату, принюхивается. Какой, однако, резкий и стойкий запах у табака! Ведь только одна сигарета! Надо проветрить. Мальчики уже давно разошлись по домам. Что-то делает сейчас Гоги? Наверное, не миновало его приготовление уроков.
Анна оборачивается к комнате. Ну, кажется, воздух очистился, можно закрыть окно. Пол вытерт, дверь закрыта, окурок выброшен, стул придвинут к столу. Гармония восстановлена. Все на месте. Как было до прихода нежданного гостя. Как должно быть.
Ах, да. Вот эта бумажка, что он оставил. Четкий белый квадратик на темной, давно утратившей блеск поверхности обеденного стола. Там все подробно объяснено. Так как треста, где ра6отал Давид, давно не существует то деньги надо получить в таком-то учреждении. С девяти до часу. Послечасу кассира нe бывает — он уних наполставки. Зарплата Давида за два месяца. «Вы — законная наследница». Получите и распишитесь. И они закроют баланс…
Рано. Придется им подождать.
Анна подходит к окну. Набухшее дневными соками солнце тяжело оседает за Каджорскую гряду. Четкий абрис горы святого Давида, похожий на распластанное крыло орла, уже начинает прохладно синеть на фоне медно-пламенеющего неба. Анна любит смотреть на это тихое угасание дня, на причудливую игру бликов на вершине, дающих ощущение слитности с погружающимся в бесконечную даль, уже невидимым солнцем.
Это зрелище приносит умиротворение. Ho сегодня что-то мешает. Какая-то заноза, крохотная, но докучливая. В строгую гармонию где-то вклинивается фальшивая нотка. Ее надо заставить замолчать. Анна отворачивается от окна и окидывает взглядом комнату. Из щелей, из углов уже начинает сочиться темнота. Из-под стен, из-под шкафа, стола, кровати выползают и подают друг другу рукидлинные, вялые тени. Вещи, освободившись от дневногонаваждения, вновь обретают свою значимость.
На темной поверхности стола белеет квадратик. Вот она заноза>, Ненужная глупая бумажка, предлагающая деньги в обмен за надежду. Какой вздор! Это же несоизмеримые вещи. Возьми деньги и откажись от того, чем жила тридцать лет!
Зарплата Давидаза два месяца… Анна вертит в руках бумажку. Ей здесь не место. Она бы скомкала ее и бросила на пол, да не терпит беспорядка, сора. Вот хрустальная ваза- вместилище всякой ерунды: оплаченных счетов, забытых адресов, квитанций за телефон, по которому никто не звонит. Туда уже несколько лет, как засунута еще одна бумажка. В ней сказано, что Давид был ни в чем не виноват. Тоже вздорная, ненужная бумажка. Давида давно уже все забыли, Анна же никогда и несомневалась.
Она складывает вчетверо белый квадратик, опускает в вазу и тотчас о нем забывает. Садится за стол, подподпирая ладонью щеку.
Тишина. Tихо снаружи, тихо внутри. Так тихо, что слышно, как движется поток. Река времени, текущая из неизвестного в неизвестное, в которой, как серебристая чешуя рыбки, мелькнет человеческая жизнь и уйдет навсегда в неведомую глубину.
Тбилиси, издательство «Мерани», 1985 г.
