Сердечные тайны - [7]

– Бэнни! – прогремел голос отца. – У нас новые посетители.

– Иду, папа.

Бэнни начала обслуживать клиентов, и у нее уже не было больше времени обращать внимания на английских солдат. Из-за их присутствия в таверне было необычно тихо. Клиенты молча сидели и пили, курили трубки и разглядывали англичан. Обычно в «Дансинг Эле» раздавались возмущенные протесты в адрес Британии и той несправедливой политики, которую она проводила в своих колониях. Сегодня вечером все настороженно молчали.

Кэд распорядился, чтобы Бэнни обслужила крайние столы, а сам взял на себя англичан, и Бэнни поняла, что отец хотел, чтобы она подальше держалась от этих нежданных гостей. До этого он всегда верил, что она не растеряется в любой ситуации. Ей было непривычно, что отец вдруг опекает ее.

Она вытирала столы, мыла кружки, разливала пиво и все-таки время от времени украдкой посматривала на солдат. Она чувствовала, что и они за ней наблюдают. Капитан Ливингстон неторопливо потягивал пиво и внимательно поглядывал вокруг с нескрываемым любопытством. Обстановка в пивной, видимо, забавляла его. Каждый раз, когда глаза Бэнни встречались с полузакрытыми глазами лейтенанта, Джон улыбался ей с искренней радостью. И, несмотря на то, что она сразу же отворачивалась, Бэнни постоянно ловила себя на том, что улыбалась ему в ответ, не в силах сопротивляться его душевной теплоте и невинности.

– Смотри, – сестричка, осторожнее, а то отец заметит, что ты улыбаешься им так часто, – тихий голос Брэндана, который, видимо, все это время стоял в углу, испугал ее: она не думала, что кто-то из своих наблюдает за ней.

– Я им совсем не улыбаюсь.

Он затянулся и выдохнул целое облако дыма, которое окутало ее.

– Да?

– Конечно. Я улыбаюсь не им, а ему.

– Кому?

– Лейтенанту Лэйтону.

На лице Брэндана появилась грустная и чуть насмешливая улыбка.

– Ах, Элизабет, Элизабет. Мне казалось, что ты, как никакая другая девушка, свободна от чар таких мужчин как он: с сильным телом, красивым лицом и пустой головой. Я думал, что ты способна оценить более утонченных представителей мужского пола.

– То есть мужчин, похожих на тебя?

– Правильно.

Она рассмеялась и потянулась к оловянной кружке:

– Налить тебе что-нибудь выпить?

– Зачем ты спрашиваешь? Неужели я мог бы сказать «нет»?

Она щедро плеснула в его кружку крепкого сидра.

– Да нет, не то, чтобы этот парень мне действительно интересен, но как ему не улыбнуться? Он такой счастливый.

Брэндан взял бутылку рома и добавил изрядное количество в сидр.

– Счастливый? Ты так думаешь? Он сделал большой глоток.

– Ты считаешь, что все так просто? Счастлив и все.

– Да, – убежденно ответила она.

– Может, ты и права.

Элизабет налила себе сидра и облокотилась на стол, пристально вглядываясь в лицо Брэндана. Из всех братьев он был наиболее близок ей, может быть, потому что оба они отличались от остальных Джоунзов.

– Мне очень жаль, Брэндан. – Она провела пальцем по ободку своей кружки. – Я имею в виду то, что папа сказал насчет твоего рождения.

Брэндан сделал еще один глоток.

– Ничего нового в этом не нахожу, Элизабет.

Он был прав. В семье Джоунзов о мужчине судили по его размерам и силе. Брэндана нельзя было назвать маленьким и слабым, но он был худоват. И никто из домашних, кроме что разве матери и сестры, не ценили его ясный ум. Бэнни знала, что он очень хотел учиться в Гарварде, попробовать свои силы там, где, как и он, любили думать, анализировать, узнавать новое. И даже если бы у них было достаточно денег, чтобы послать его туда, отец бы этого никогда не сделал, так как Кэд Джоунз считал мыслительную деятельность пустой тратой денег и времени: человек должен работать, заниматься настоящим нужным делом, а не бить баклуши за письменным столом.

– Я согласна с тобой, – сказала Бэнни и мягко добавила:

– Но все же…

– Не обращай внимания, Элизабет. Эту рану так часто тревожат, что я уже не чувствую боли.

– Я только хотела бы, чтоб отец… Ну, я не знаю. Чтобы он перестал думать, что ты во всем должен походить на него.

– Он не изменит своего мнения. Я уже давно не надеюсь на это. – Брэндан улыбнулся и пристально посмотрел на нее:

– Оставь-ка свои отвлекающие маневры. Лучше скажи прямо: тебя действительно интересует этот верзила?

– Я бы не сказала, что интересует. Мне, похоже, жаль его. Любопытно, каким он был до этого несчастного случая?

– А, в тебе, как всегда, заговорила жалость. Мать очень расстроится. Она безуспешно старается выдать тебя замуж вот уже пять лет.

– Прекрати, – Бэнни шутливо толкнула брата. – По крайней мере, на тебя она потратила вдвое больше времени, пытаясь найти тебе жену. В конце концов, ты единственный в поселке, который несмотря на то, что ему за двадцать, еще не был женат.

– Я знаю. – Он театрально приложил руку к сердцу:

– Я нарушаю заповедь Господню: плоди и размножайся. Мать часто напоминает мне об этом. Ну кто же захочет выйти замуж за бедного печатника?

– Бедного? Да твое дело процветает. Ведь ближайший печатник есть только в Бостоне.

– Я уверен, что моя будущая жена живет тоже в Бостоне.

– Ну что ж, тогда маме придется довольствоваться внуками, которых поставляют ей остальные члены нашей семьи.