Сердце язычницы - [3]

Мысль о матери тотчас вызвала в памяти вчерашние события, а вместе с воспоминаниями вернулась душевная боль. Лилиа бросилась на дощатую койку и закрыла голову руками, едва слышно повторяя: «Ауве, ауве!» – возглас горя и тоски у жителей Мауи.

Суждено ли ей еще раз увидеть мать? А Коа? Коа больше нет, он мертв и для мира, и для нее, предательски убит в спину!

Когда-то Лилиа услышала от своего отца-англичанина, Уильяма Монроя, такие слова: «Дорогая моя, говорят, что человеку кроткому и добродетельному воздастся сторицей. Я бы сказал, это всего лишь теория. Она может воплотиться для тебя в жизнь, но если нет, не вини за это меня».

Ироничный Уильям Монрой за словом в карман не лез и частенько говорил горькие истины, однако у него было доброе и любящее сердце. Лилиа свято верила всему, что слышала от него и от матери, не раз повторявшей: «Наш народ придуман много нелепых табу, доченька, особенно для нас, женщин. А по мне, есть два главных закона жизни: не совершать того, чего будешь стыдиться, и не причинять вреда другим».

И Лилиа жила все семнадцать лет, следуя этим неписаным законам. Ни разу она не совершила постыдного поступка и, кажется, никогда еще не причинила никому вреда. Так же жил и ее избранник, красивый и добрый Коа, и все же его убили, а ее похитили в ночь свадьбы!

Долго без слез оплакивала Лилиа свою утрату, пока в двери не заскрежетал ключ. Услышав этот звук, девушка села, обхватив колени руками.

На пороге она увидела мужчину, который, держа над головой масляный светильник, знакомым движением раскачивался на пятках. Когда Лилиа догадалась, кто это, сердце у нее упало. Свет, упавший на лицо мужчины, подтвердил ее догадку. То был Эйза Радд, тот самый белый, что дважды подходил к ней за прошедшие недели, выражал желание познакомиться поближе. Его манеры, развязные и наглые, оттолкнули девушку, поэтому каждый раз она поворачивалась к нему спиной.

Заметив ее реакцию, Радд гадко расхохотался.

– Что, принцесса, узнала? Я говорил, что легко от меня не отделаться! Когда со мной не хотят разговаривать, я добиваюсь своего, так-то вот!

– Зачем я здесь, Эйза Радд?

Тот поднял светильник еще выше, чтобы свет упал на полуобнаженное тело Лилиа.

Как и все туземные женщины, она носила только кусок ткани, завязанный на талии. Верхняя часть тела оставалась открытой. По понятиям белых, такая одежда была непристойной, но жители Океании пренебрегали мнением чужеземцев. Они не стыдились своего тела, тем более, если были хорошо сложены. И уж если кто и мог гордиться своим стройным телом, так это Лилиа. Впрочем, девушка не отличалась тщеславием, хотя и сознавала, что у нее безупречно чистая кожа, стройные длинные ноги, округлые бедра и высокая грудь. Роскошные, как у Акаки, волосы Лилиа темными волнами ниспадали ниже талии, лишь черты лица выдавали в ней полукровку.

У туземок были несколько приплюснутые носы, широкие ноздри, слишком полные, на взгляд европейца, губы и черные, как южная ночь, глаза. Все это смягчила кровь Уильяма Монроя. У Лилиа был прямой аристократический нос, полные, изысканно очерченные губы и удивительный цвет глаз. Восхищенный европеец назвал бы его медовым.

Угадывая в пристальном взгляде Радца что-то оскорбительное, но не умея определить, что именно, девушка поднялась с врожденным достоинством. Тревогу ее выдавали лишь пальцы, сжимавшие резную фигурку – подарок матери. Наконец девушка поняла, что впервые испытывает стыд под мужским взглядом.

Радд направился к ней. Его намерения не внушали сомнений.

– Чтоб мне пропасть, ты лакомый кусочек, девочка!

Страх Лилиа усилился, но она выпрямилась, расправила плечи и гордо вскинула голову.

– Посмей только коснуться меня, Эйза Радд! Клянусь Пеле, ты пожалеешь об этом!

Он замешкался, поскольку помнил, какую силу и ловкость выказывала Лилиа во время состязаний туземной молодежи. Девушек она побеждала всегда, а в заплывах обгоняла и юношей, что не так-то легко в высоких волнах прибоя.

– Я человек деловой, – сказал Радд. – Прежде всего выгода, остальное потом. Только круглый дурак портит товар, на который может сыскаться хороший покупатель.

– О чем ты говоришь? Ведь ты не работорговец! Ты не продашь меня как рабыню!

– Чтоб мне пропасть, ну и выдумала! Конечно, я не работорговец, но за тебя можно выручить много и не продавая в рабство.

– Что у тебя на уме?

Радд погрозил девушке пальцем.

– Нет, моя любопытная малышка, пусть это будет для тебя сюрпризом.

С этими словами он направился к двери.

– Прошу тебя... – Лилиа, сама того не желая, последовала за ним. – Скажи хотя бы, сколько ты намерен держать меня в этой... этой клетке!

– В клетке, говоришь?.. – злобно рассмеялся Радда. – Советую тебе поскорее привыкнуть к этой клетке, потому что ты проведешь в ней очень долгое время. Настолько долгое, что... кто его знает... возможно, ты даже не отвергнешь кое-каких знаков моего внимания. Чтоб мне пропасть, ты поймешь, что я не так уж плох!

Лилия проснулась от скрипа корабельной лебедки и оживленных мужских голосов. Легкое покачивание днища все усиливалось. Судно отходило от берега!

Девушка спустилась на пол. Короткий сон не освежил ее, а между тем врожденное чувство времени говорило, что уже наступил рассвет. Охваченная отчаянием, она с минуту барабанила в дверь, но никто не явился на стук, и Лилиа лишь расшибла кулаки о крепкие тиковые доски.