Сердце врага - [23]

Он тревожился за нее. Единственный из всех, пожалуй.

— Может, сказать этой твоей Ринге, во что ты тут влипла? Пусть поможет, отпишет сюда в Коршен, что ли?

Но Палома настрого запретила ему делать это. Во-первых, вмешательство бельверусских властей ничего не даст, для коринфийских судей их слово весит меньше пушинки. Во-вторых, Ринге хватит и без того забот, со всем тем, что она сообщает про Скавро.

— Ты, главное, постарайся обернуться поскорее. И поосторожнее там, в пути… Через десять дней буду ждать тебя обратно!

Сноровисто седлая жеребца из конюшни Месьора, которого хозяин утром любезно согласился выделить гонцу, Эрверд сосредоточенно кивнул.

Дороги на западе последние годы не отличались надежностью. Бандиты нападали стремительно, убивали, грабили, жгли… и исчезали, растворяясь в горах и лесах, точно дикие призраки, порожденные самой Ночью.

Спасения от них не было. Ни коринфийские, ни немедийские власти не желали оголять границы, посылая отряды для охраны дорог. Преступная глупость, по мнению Паломы — но кто спрашивал ее мнение?!

Вместе с Эрвердом, ведя на поводу жеребца, она прошла до ворот, запиравших огороженный внутренний двор-сад и многочисленные пристройки.

Эта задняя часть Дворца, включавшая также два боковых крыла, и служила, собственно, жилищем Месьору… все, что осталось ему от владений предков. Передняя — самая роскошная и парадная часть, где разместилась тюрьма, — принадлежала ныне городу… и Паломе уже довелось повидать, во что ее превратили.

Интересно, что должен чувствовать калека, ежедневно созерцающий это располовиненное здание, намеренно изуродованное, испохабленное, словно в насмешку над его предками и над ним самим?

Хорошо хоть, у Месьора хватало денег, чтобы оставшуюся часть поддерживать в относительном порядке… да и то следы запустения исподволь виднелись повсюду, точно зловредная плесень, от которой нет спасения в сырость.

…На глазах у подозрительно косящегося на странную парочку стража, Палома обняла своего гонца, в последний раз повторяя ему все наставления. Тот, зараженный, как видно, ее нервозностью, не нашел в себе даже сил для прощальной шутки, и только махнул рукой.

— Ты это, Оса… поосторожней тут. Я послушал, чего ребята болтали, там, в камере… Змеиное гнездо, одним словом. Поосторожней!..

Наемница сосредоточенно кивнула.

— Возвращайся поскорее!

Она не стала лишний раз напоминать заморийцу, как многое для нее будет зависеть от его благополучного возвращения и от тех вестей, что он привезет. Именно поэтому она не решилась довериться никому из слуг Месьора, хотя тот настойчиво предлагал своих гонцов. Нет уж. Она верит только своим!

Дождавшись, пока стук копыт по мостовой затихнет в отдалении, Палома развернулась и, не глядя по сторонам, направилась обратно. На душе было скверно, дурные предчувствия грызли сердце, точно мыши — сухую корку… но, хвала Небу, в саду еще, кажется, оставалась початая бутыль вина…

Глава V

— О город воров! Немедленно оставь мой кувшин в покое! Где тебя учили приличиям, парень?

Лукавые голубые глаза воззрились на девушку поверх глиняной кружки, по самый ободок наполненной отборным розовым вином… тем самым розовым!

— Твое здоровье, прекраснейшая! — Человечек в потрепанной малиновой тунике, нахально развалившийся за ее столом, единым глотком осушил кружку. — Вот видишь, и бедным скульпторам не чужды хорошие манеры…

А, то-то лицо показалась ей знакомым. Месьор не счел нужным их представить друг другу, но она видела этого хорька в саду, сосредоточенно уродующего какую-то мраморную глыбу.

— Я сказала, оставь кувшин в покое, — хмуро велела ему наемница, заметив, что голубоглазый вновь потянулся за вином, и, подумав немного, пылила остатки во вторую кружку. Пить ей не хотелось — но не оставлять же ему! — Что тебе от меня нужно?

Как она и надеялась, резким тон оскорбил хорька. Тот обиженно вздернул брови.

— Твоим самомнением можно на ночь укрываться! Это ты ко мне пришла, а не я к тебе. Я-то просто наслаждался прекрасным деньком, потягивал винцо…

— Которое не тебе принесли.

— И что с того? У кувшина на пустом столе нет хозяина, разве не знаешь? Первая заповедь…

Типаж был ясен. Гуляка и пьяница, любитель покутить за чужой счет — но при этом далеко не глуп. Паломе немало таких встречалось на жизненном пути. Рано или поздно собственное разгильдяйство и ни на чем не основанная самоуверенность доводили их до беды, и сердобольным друзьям, проклиная все на свете, приходилось за уши вытаскивать «героев» из очередного дерьма. А те, едва отряхнувшись, как жизнерадостные щенки, бодро устремлялись вперед по жизни, свято уповая на то, что и в следующий раз беда их непременно минует…

Но у каждого кувшина рано или поздно находится хозяин.

Почувствовав напряжение, скульптор смущенно шмыгнул носом.

— Знаешь, я терпеть не могу, когда на меня кто-то сердится. Это отравляет мне настроение. Давай начнем сначала, не возражаешь? Может со второго захода у нас лучше получится?.. — Он встал, держась за столешницу (сказывалось выпитое под жарким солнцем вино), церемонно поклонился. — Мое имя — Тальер Камнерез, любезная госпожа. Всегда к твоим услугам. Скульптуры, идолы для святилищ и домашних молелен, камеи, надгробия…