Сердце в залоге - [44]

Размеренное и четкое дыхание Михаила прекратилось. А может, у нее окончательно уши заложило. На несколько мгновений она словно повисла в тишине, наслаждаясь необычным прикосновением губ к его волосам, тем, что его руки полностью удерживали ее на весу, что Миша касался ее так близко, интимно. И она ласкала его так, как даже в мечтах еще не представляла. Но тут он перенес весь ее вес на одну руку, резко поднял вторую, завладев волосами Марины, будто в отместку, но совсем не больно. Только у нее волоски на затылке дыбом встали и дрожь по позвоночнику пошла, хоть его пальцы обжигали. Миша запрокинул голову, и они оказались лицом к лицу. Губы к губам. И он снова ее поцеловал.

Только в этот раз поцеловал так, что у нее дыхание вырвалось протяжным стоном, а его это лишь подстегнуло. Губы Михаила теперь даже не просто ласкали, а пили ее, давили, поглощали, подавляя волю Марины, лишая любых мыслей. Руки держали не для поддержки, а так, что не было возможности вырваться, словно он просто не желал ее отпускать.

Сама Марина все ощущала сильнее, острее, сокрушительней, чем пять минут назад. То ли потому, что целовал он ее иначе, то ли просто благодаря тому, что уже целовал, разбудив внутри новые чувства. И чудилось, будто в этот раз никак не выдержать того напряжения, что растекалось из головы по венам, рвало грудь, сжимало живот. И молчать сил не было, Марина то ли стонала, то ли всхлипывала, и было почти больно от этого напряжения, сковавшего все тело. А Миша целовал и целовал, словно и сам не мог прекратить. И у Марины не было ни воли, ни силы остановить его.

Она не знала, сколько это продолжалось: минуту, три, пять. Только в очередной раз зазвонивший телефон все-таки встряхнул напряженную тишину кабинета, заставил вспомнить, что существует мир вне пределов их рук, их губ, объятий.

Тяжко вобрав в себя воздух, Михаил отпустил ее губы и прижался к ямке между шеей и плечом Марины. Отвечать на звонок он не спешил, видимо, стараясь привести дыхание в норму. Марина тоже задыхалась, потерянно ловила воздух губами, которые даже немного саднило - может быть, с непривычки, может, из-за силы этого поцелуя. И только сейчас до нее начало доходить, что она уже не стоит, а буквально висит у Миши в руках, он поднял ее со стола за это время, а его рука, дающая ей опору, практически находилась под и так безбожно задранной юбкой. Не то чтобы Марине не понравилось это ощущение – как ладонь Миши накрывает ее бедра. Как-то властно, с полным правом, что ли. Но ей просто все это было настолько внове, и прикосновение его губ к ее шее, груди - тоже, хоть и через блузу, что лицо стало пунцовым. И Марина растерялась, потупилась - не зная, куда сейчас глаза деть, куда руки пристроить, все еще перебирающие его волосы, будто живущие по своей воле.

Видимо, Миша ощутил ее потерянность. Медленно поднял голову и осторожно опустил ее на пол, поставив на ноги, но продолжая поддерживать, видя, наверное, что Марину шатает. А ей стало только жарче, и неловкости добавилось: может, это был ее первый… ну, или второй поцелуй в жизни, да и внимания на мужчин она до Миши особо не обращала, но книги же читала, и фильмы смотрела, и с девчонками болтала о всяком. В общем, Марина знала, что существуют очень четкие признаки того, что мужчина возбужден. И сейчас она это очень явственно чувствовала, прижимаясь к Мише всем телом. Но совершенно не представляла: должна ли как-то на это реагировать, что-то делать? Потому медлила и не решалась поднять глаза, уткнувшись взглядом на пуговицу его сорочки.

Михаил же еще раз глубоко вздохнул. Кажется, он так себе передозировку кислорода заработает. Одной рукой погладил, провел по ее ягодицам, и Марина вдруг поняла, что Миша ей юбку расправил. Стало совсем неловко и она рвано всхлипнула, подавившись воздухом. Миша же мягко разжал ладонь, до этого очень жестко державшую ее затылок, впрочем, больно Марине не было ни капельки. Легко и нежно, словно успокаивая, провел по ее шее и чуть надавил, все-таки заставив Марину посмотреть на него.

- Испугал я тебя, солнышко? – всматриваясь в ее глаза, спросил Миша, обнимая сейчас легко и тепло.

Она не видела в нем ни какого-то осуждения, ни чего-то такого, неправильного, - только внимание, участие, искреннее сожаление и отголоски того пожара, который ее так заворожил. Страсти и желания, как она теперь, кажется, поняла. Самого настоящего, физического.

Марина покачала головой, пытаясь подобрать слова:

- Нет. Я… Просто я никогда такого не ощущала. Ни к кому. Не испытывала так… Много. Кажется, что сил нет это выдержать, а все равно хочется больше. Еще ближе к тебе, - честно призналась она, пусть и покраснела от этого еще гуще.

Попыталась спрятать взгляд за ресницами. Миша улыбнулся уголками губ, позволив ей это. Наклонился и легко поцеловал сначала правое веко, потом левое, заставив Марину вновь ощутить мелкую дрожь.

- Солнышко, - ей стало так тепло и сладко от того, как он произнес это обращение. Словно это он ее солнцем согрел. – Прости, что так набросился… Говорю же, сил у меня нет… совладать с чем-то, даже с собой, когда ты рядом. – Миша еще раз нежно и аккуратно погладил ее по голове.