Сердце в пустыне - [7]

Он опустил девушку на кошму, и его властные руки проникли под рубашку Зюлейки. Обвили талию, потом скользнули ниже. Горячие губы приникли к нежной девичьей груди.

– Не бойся, – прошептал молодой человек. – Все хорошо. Просто теперь ты моя! Моя, правда?

Зюлейка не в силах была ответить. Ей было и стыдно, и страшно. Страшно оттого, что она не могла с собой совладать, вырваться, оттолкнуть, убежать, сказать «нет». Прошло несколько секунд; ей казалось, что его губы и пальцы – везде. Амир сорвал с девушки одежду, приник к ее телу. Зюлейка чувствовала прикосновение его бархатистой кожи, ей чудилось, будто она срастается с ним, что они волшебным образом превращаются в некое единое существо.

Жар все сильнее разливался по телу, погружая в сладкое оцепенение. Зюлейке было так приятно и хорошо, что она не заметила, как Амир овладел ею. Девушка вздрогнула, почувствовав боль, которая странным образом сочеталась с острой сладостью, и постепенно покорилась новым, неизведанным ощущениям.

После Зюлейка долго лежала в его объятиях, слушая, как их сердца бьются в едином, возбужденном и радостном ритме.

– Отныне мы принадлежим друг другу и между нами нет никаких преград! – пылко произнес Амир.

Он играл ее волосами, любовался ею и нежно улыбался. Полуопущенные ресницы Зюлейки стыдливо подрагивали. Ошеломленная случившимся, она не двигалась и молчала. Потом нерешительно попросила:

– Расскажи о себе. О своих родителях.

Для того чтобы между ними и в самом деле исчезли преграды, девушке было необходимо знать о его семье, о матери и отце, о том, как и чем он жил, пока не встретил ее.

Амир потянулся всем телом, запрокинул голову, посмотрел в небо и глубоко вздохнул. Юноша боялся откровенностей, ему казалось, что он может выдать какой-то секрет, показать свою беспомощность перед некоторыми сторонами жизни. Вместе с тем он понимал: этой девушке, принадлежащей к другому миру, можно рассказывать все без утайки. Про Хасана. Про мать. Про Алима.

Амир чувствовал: то, что он скажет, останется в этой ночи, в сердце любящей его Зюлейки, которую он только что обесчестил.

– Отец… Он важный человек, всегда убедительно рассуждает, его речи разумны. Но мне с детства казалось, будто он смотрит на меня и… видит кого-то другого. Или не видит вообще. Он лишь поучал меня и, по-моему, никогда не любил. Мать любила и любит – что-то свое во мне. Она внушила мне презрение и ненависть к младшему брату, заставила меня сочувствовать ей в том, что я не был способен понять.

– За что ты ненавидишь брата?

Амир помедлил. Он не знал, за что. Алим рос беззлобным, светлым, как солнечный луч. Он не был виноват в том, что его покойная мать похитила сердце Хасана, и никогда не стремился соперничать со старшим братом.

– За то, что он существует на свете. Собственно, именно за это люди и ненавидят друг друга.

– Я не испытываю ненависти к людям, – сказала Зюлейка. – Но иногда мне бывает обидно, что тетя и дядя не видят, что я – такой же человек, как и они.

Для Амира Зюлейка тоже не была «таким же человеком», как он (легко представить, что сказала бы надменная Зухра, если бы увидела сына лежащим на кошме в пальмовой роще рядом с племянницей лавочника!), потому юноша промолчал. Девушка тревожно вздохнула.

– Что ждет нас в будущем?

– У тебя будет все, – в очередной раз солгал Амир. – Все, чего ты захочешь.

– У меня уже есть главное, – застенчиво промолвила Зюлейка и прильнула к нему, – твоя любовь.

Амир не скоро выпустил девушку из своих объятий, ему хотелось вновь и вновь наслаждаться ею. Они расстались лишь тогда, когда восток начал светлеть. Новоиспеченные любовники поспешили к дому Зюлейки. Боясь быть узнанной жителями своего квартала, многие из которых вставали еще до рассвета, Зюлейка прикрыла лицо шалью. На одной из улиц молодую пару остановили городские стражники, патрулировавшие город до первой утренней молитвы.

– Кто вы и куда направляетесь?

Зюлейка испуганно прижалась к Амиру. Тот слегка поклонился и с достоинством произнес:

– Я – Амир ибн Хасан аль-Бархи, сын главы почтового ведомства великого халифа. Это… это моя жена. Мы возвращаемся из гостей.

Рассмотрев дорогую одежду молодого человека и прислушавшись к его речи, стражники кивнули.

– Идите с миром. Лучше не гуляйте по ночам – могут встретиться лихие люди!

Амир поблагодарил их за совет и, взяв девушку за руку, быстро свернул в переулок.

Жена! Это слово согрело и обнадежило Зюлейку. На прощание Амир поцеловал девушку несчетное количество раз и добился обещания прийти следующей ночью.

Молодой человек помог Зюлейке забраться на стену и, убедившись в том, что она благополучно вернулась на крышу, пошел домой: смывать с себя следы бурной ночи, совершать намаз, завтракать и отдыхать.

В тот день Надия без конца ругала Зюлейку за то, что та двигается, как во сне. Девушка часто останавливалась и замирала, словно в раздумье. Все валилось у нее из рук, она постоянно забывала, что должна сделать. Причина скрывалась не только в усталости. При ярком, безжалостном свете дня тайное виделось иным: Зюлейка поняла, что она натворила. Легко, словно играючи, она рассталась с тем, без чего никто не сможет считать ее порядочной девушкой.