Сердце моего Марата - [101]

Конечно, хитроумная супруга новоиспеченного министра постаралась ничем не выдать своих чувств; она, вероятно, приняла известие сдержанно, словно само собой разумеющееся. Но в характере ее чувств нельзя сомневаться. Еще бы! Превосходились самые смелые грезы юности. Ее почитатели прорвались к верховной власти, а муж стал главой правительства! [12]

Но бочку меду отравляет ложка дегтя.

Среди всеобщих поздравлений раздается один скептический голос.

В очередном номере «Друга народа» Марат берет под подозрение новое правительство:

«…Все публицисты рассматривают образование якобинского министерства как добрый знак. Не разделяю подобного взгляда; в моих глазах опозоренные министры менее опасны, чем министры, пользующиеся доброй славой, но обманывающие общественное доверие…»

И еще:

«…Двор рассчитывает подкупить всех членов нынешнего кабинета и не сомневается в том, что своими преступлениями они восстановят против себя общественное мнение, как и все их предшественники…»

Но самый страшный удар — тем более страшный, что нанесен в присущей Марату саркастической манере, — оставлен на конец. И получил его почтенный супруг патронессы жирондистов:

«…Ролан де ла Платьер, бывший член зараженного лионского муниципалитета, кажется славным малым… Однако не может быть, чтобы его поставили к рулю управления министерством внутренних дел, не уверившись в его преданности монарху, о благополучии которого он так ревностно печется. Ждите, что он окажется вторым Делессаром…»

Всем было слишком хорошо известно, что Делессар, прежний министр внутренних дел, из-за своих интриг только что угодил в тюрьму…

Как можно было пережить такое?

Тем более что вскоре последовал новый дерзкий вызов.

Это произошло уже после объявления войны. Поскольку война началась с поражений, а Робеспьер, самый последовательный враг войны, эти поражения предсказал, Бриссо и его друзья, раздраженные до крайности, набросились на Неподкупного в Якобинском клубе.

Марат, как обычно, стал на защиту своего соратника. В одном из апрельских номеров «Друга народа» он дал сокрушительную отповедь «клике Бриссо — Ролана».

На этот раз особенно досталось «куму Бриссо».

До сих пор Марат ограничивался репликами и укорами в адрес своего бывшего ученика.

Теперь он поставил на нем крест.

Марат не просто повторил ранее известные факты. Он очень умело сгруппировал их и сделал выводы. Он доказывал, что Бриссо был законченным предателем, сначала платным агентом полиции, потом одним из заговорщиков, повинных в голоде столицы, и, наконец, сообщником изменников-генералов, работающим на благо «австрийского комитета», то есть, попросту говоря, врагов родины!

Должен сказать изумленному читателю, что в те времена партийные лидеры считали модным обвинять друг друга во всех смертных грехах; взаимное ожесточение заставляло терять чувство меры, и бриссотинцы недавно обличали Робеспьера почти в тех же преступлениях, в каких Марат обличал сегодня Бриссо. И все же это было «почти»… Марат превзошел своих врагов и заставил их в первый момент смолкнуть и оторопеть.

Теперь «Друг народа» не был одиноким.

Статья Марата стала сигналом к общему выступлению противников новой «клики». Эбер разразился яркой статьей на страницах своей газеты, Демулен выпустил памфлет «Разоблаченный Бриссо», каждая фраза которого была подобна удару кинжалом.

Так начиналась борьба Горы и Жиронды.

Она сотрясала Францию больше года, и в огне ее погибла большая часть тех, кем она была развязана, в том числе Манон Ролан, Бриссо и Марат.

* * *

Когда Бриссо и чета Роланов опомнились от первого шока, они пришли к единому выводу: ответный удар нужно было нанести только главному врагу, и нанести так, чтобы добить его сразу. Не стоило сейчас трогать Робеспьера или Демулена; надо было сокрушить Марата.

Верный своей обычной манере, Бриссо вложил отравленный стилет в руки подставного лица.

3 мая депутат Лассурс обрушился в Законодательном собрании на журналиста Марата, автора «братоубийственной» статьи против «проверенных патриотов». Умело цитируя одиозный номер «Друга народа», он заявил, что подобной газете нет места в обществе, а ее редактор заслуживает каторги. Лассурса поддержал злобный и едкий Гюаде. Чтобы сделать свои выступления неопровержимыми, оба депутата одновременно набросились еще на одну газету, на «Друга короля» Руайю. Чудовищное сопоставление «Друга короля» и «Друга народа» было встречено Ассамблеей с полным сочувствием и пониманием. Законодатели вынесли декрет о запрещении «Друга народа» и немедленном аресте Марата.

Итак, Законодательное собрание точно повторило демарш Учредительного. Теперь вместо Малуэ витийствовал Лассурс, но и аргументы, и результаты были одни и те же.

Но и Марат, как в прежние дни, не терял времени даром.

Когда жандармы попытались выполнить приказ об аресте, оказалось, что арестовывать некого. Марата не нашли ни у Симонны, ни в Кордельерском монастыре и ни в одном из других его прежних убежищ, известных полицейскому управлению.

Он исчез, буквально растворился в воздухе.

Только Симонна да еще несколько верных лиц знали, где скрывается Марат. С тысячью предосторожностей проводила меня подруга журналиста на улицу Омер, к дому, где снимал квартиру священник церкви Сен-Сюльпис Жак Ру.