Сердце метели - [14]

— Он очень хороший человек, — вдруг, почему-то наступательно, заговорила мама. — У нас таких сейчас и нет, по-моему. Хорошие люди есть, конечно, но он… — Мама задумалась, подыскивая подходящее слово. — Он какой-то очень чистый, понимаешь? — Было видно, что она покорена безвозвратно.

— Посмотрим, — резко и испуганно ответила Наташа. — Не надо обольщаться, мы его совсем не знаем.

Взгляды женщин, с трудом оторвавшись от букета в маленькой корзиночке, обратились к большой корзине, стоящей на стуле. Мама приподняла укрывавшую ее салфетку и ахнула. В корзине лежали в художественном беспорядке иные дары природы — восковой бледности виноград, длинные желтые груши с тончайшей кожей, ярко-зеленые яблоки, пушистые палевые абрикосы и смуглые персики, кокетливо выглядывали из кружевных папиросных пеленочек красные марокканские апельсины, глянцево поблескивали рождественские мандаринчики, ало светилась малина в прозрачной коробочке и торжественно наклонял зеленую корону ананас.

— А я переживала, что лимон не смогла купить, не попался по дороге, — сказала мама.

Они аккуратно разобрали нереальной красоты фрукты, разложили их в вазы. За окном совсем стемнело, в конусах света под фонарями вились снежинки. Тропическое благоухание фруктов смешивалось с тонким ароматом цветов, преображая скромную кухню.

— Хоть справляй Новый год раньше времени, — вздохнула мама.

На дне корзины обнаружилась папка с бланками документов и несколько видеокассет. Наташа взяла их в руки.

— Ну и ну. — Она улыбнулась. — Целая видеотека, на любой вкус. Дня три можно не отходить от ящика.

— После того, как позвонишь, поблагодаришь, устрой мне маленький праздник, — попросила мама. — Давай накроем чай с фруктами в гостиной и посмотрим «Кармен».

«Гостиной» она упорно именовала свою комнату. «А моя тогда — детская?» — шутила Наташа.

Она набрала номер домашнего телефона Карела, но там никто не ответил. Мобильный соединил ее сразу, донося до Наташи уличный шум.

— Карел, я не знаю, как вас благодарить за ваши цветы и подарки. И я, и мама просто сражены. Это мои любимые цветы, вы знаете? Я не могу на них налюбоваться, обрадовалась до слез. А фрукты просто сказка и так благоухают, будто их только что сорвали. Они такие красивые, даже жалко есть, хочется просто смотреть на них. И за кассеты спасибо. Вы за рулем, я вам мешаю, наверное?

— Нет, нет, за рулем Стефан, а я счастлив слышать ваш голос и очень рад, если сумел угодить. Не надо смотреть на фрукты, ешьте их скорее, вам нужны витамины. Отдыхайте, Наташа. Посмотрите вместе с мамой «Дорогу домой» — это очень милый фильм про животных, правда, немного слишком американский, но все равно очень симпатичный. Вы меня так обрадовали своим звонком, у меня сразу поднялось настроение, я боялся не угадать ваш вкус, чуть не купил розы. Вы любите их?

— Как же можно их не любить, люблю, конечно. Их все женщины любят, и всем их дарят, это всегда приятно, но то — розы, а то — любимые цветы, вот что удивительно. — Наташа испугалась, что сказала слишком много, и слегка смешалась.

— Вот и я подумал, что розы — это немного безлично, да? Я искал цветы, похожие на вас, на которые чем больше смотришь, тем больше они нравятся.

Наташа не нашлась, что ответить.

— Я сказал что-то не то, обидел вас? Простите, если это прозвучало как пошлый комплимент. Вы позволите позвонить вам завтра?

— Конечно. Мне очень нравится с вами говорить. И я совсем не обиделась, наоборот. Просто не знала, что ответить. Спасибо, Карел, и за ваши цветы, и за ваши слова, и заботу. Вы буквально согрели мне душу. Спокойной вам ночи, и до завтра.

Вечером звонила Инга, соболезновала, говорила о том, как переживает Иван. Она предлагала приехать, но Наташа сказала, что ей гораздо лучше и дня через три-четыре она уже сможет выйти на работу.

8

На следующий день она была уже почти здорова, синяк немного побледнел, и было очевидно, что через пару дней она уже сможет доехать до театра, нанеся легкий грим и не шокируя встречных.

Вечером появился Карел, забрал необходимые документы и уехал, оставив после себя запах дорогого одеколона, чайную розу и красивую коробку шоколадных конфет, которую Наташа с мамой решили открыть на Рождество, потому что конфет действительно не ели, кроме редких случаев.

Телефонные разговоры становились все длинней и непринужденней, и через три дня они уже знали друг о друге довольно много для такого короткого знакомства.

Карел успел поведать Наташе, что в детстве часто подолгу жил в Москве вместе с отцом-журналистом и какое-то время даже ходил здесь в школу при посольстве. В двенадцать лет он потерял мать, и дальнейшим его воспитанием занимался отец. В семье у них было принято, что мужчины получают образование за границей, и когда он закончил гимназию, отец предложил ему поехать учиться в Россию. Так Карел стал студентом МАРХИ, а отец уехал домой, сняв ему комнату на Остоженке у одинокой интеллигентной старушки, у которой был один недостаток — она принимала в Кареле слишком горячее участие и писала отцу подробные письма по-французски.

Старушка оказалась урожденной баронессой фон Штраубе, и ее отцу до революции принадлежал весь дом, но постепенно ее «уплотнили» до двух комнат, в одной из которых жил ее младший брат, недавно скончавшийся в возрасте девяноста лет. Марту Оттовну обожали все однокурсники Карела, чуть ли не каждый день собирались у него, часами слушая ее рассказы. Баронесса сохранила не только здоровье, но и ясный ум, живое воображение и талант рассказчицы. Она была ходячей антологией двадцатого века. Под ее мягкими манерами скрывался стальной дворянский характер, и ко второму курсу Карел и двое его ближайших приятелей уже сносно объяснялись по-французски, а к концу обучения по-немецки. Впав в дурное расположение духа, Марта Оттовна начинала говорить исключительно по-французски, и добиться ее снисхождения можно было, только обращаясь к ней на том же языке. Затем история повторилась и с немецким.