Сердце меча - [42]

Пресвитер говорил, что они — создания не Божьи, но грешных людей, занимавшихся дьявольским промыслом, и на них нет вины за это, но есть нечистота — так хлеб, замешанный грязными руками, делается грязным. В них искажены Образ и Подобие — не так сильно, как в морлоках или лемурах, но все-таки искажены — и они должны много молиться и много делать для общины, и оставить содомские забавы.

Они летели на Ракшас всей общиной, господин Брюс обещал свое покровительство, так что они не оказались бы среди чужих. Но теперь община погибла, а на Санта-Кларе не было никого, кто обещал бы им свое покровительство, как леди Констанс. Однако, с другой стороны, Тир-нан-Ог — православная планета, а Санта-Клара — большой перекресток, там можно будет найти и братьев по вере, и даже целую общину…

Ячейка все больше и больше склонялась к тому, чтобы принять предложение леди.

— Но ведь нас не будет даже десяти человек, чтобы стать общиной и найти пресвитера, — возражал Том.

— Может быть, мы сумеем обратить кого-то из язычников, — предположил Остин.

— И леди Констанс обещала открыть планету для иммиграции, — добавил Бат.

Они часто спорили теперь с Томом; чаще, чем хотелось ему. Прежде, когда они еще не имели души, это было немыслимо и невозможно: они жили одной волей. А сейчас, когда погибла община, стало случаться слишком часто. Им нужна твердая рука. Нужна община.

— Попробуем обратить фем-деву, — вдруг сказал Актеон. — Если получится — значит, нам дан знак от Бога.

— А если леди оскорбится на то, что мы пытаемся обратить ее воспитанницу? — спросил Том.

— Тогда станем мучениками, — твердо сказал Остин.

Встретиться с девой было просто: после того, как капитан по их собственной просьбе приставил гемов к работам, они то и дело видели Бет в грузовом отсеке, где она пела. Правда, юный Суна почти всегда был с ней, и в конце концов его тоже позвали на молитвенное собрание. Однако дело закончилось разочарованием: оба были слишком укоренены в язычестве.

Потом оказалось, что и морлок изменил истинной вере: он ходил в кумирню и молился идолам. Попытки Тома устыдить его ни к чему не привели: морлок сначала отмалчивался, а потом обругал Тома дураком и сказал, что если Том еще не понимает, как жестоко обманул их пресвитер, то пусть спросит у тех, кто поумнее — у леди Ван Вальден или у пилота-шеэда.

Том понял, что дело плохо. В одиночку, без общины и без умного пресвитера, нечего и думать ячейке устоять среди идолопоклонников.

— Значит, мы должны отвергнуть покровительство леди Констанс, — рассудил Том, и ячейка согласилась с ним.

— Очень жаль. Такая добрая женщина, — горько сказал Актеон.

* * *

Это был старый кошмар, и хотя он принял новое лицо, Дик все равно его узнал. Прежде он бродил без конца по подземным коммуникациям, лазал по трубам, ища выхода, и когда находил — оказывалось, что тяжелая решетка ливневой канализации вдобавок придавлена сверху мертвецом. Так было раньше — а теперь он плыл по коридорам погибшего корабля, раздвигая мертвецов руками. И знал, что когда один из них повернется к нему лицом — это будет то же лицо, которое он видел сквозь решетку наяву, давным-давно.

Лицо его матери.

Он проснулся, дрожа и тяжело дыша. Так всегда бывало день или два, а то и три после прыжков. Потом сны уходили. Майлз мог дать такие таблетки, чтобы их вовсе не было, но Дику не нравилось просыпаться после снотворного с тяжелой головой.

Он встал, натянул штаны, набросил юката и взял меч. Он всегда так делал, если просыпался в неурочный час. Внизу, в грузовом коридоре, было пусто и никто не мешал сбросить напряжение, выколачивая злость о ребро жесткости. Прежде был еще один выход — пойти в «часовню»… Но теперь, в эту неделю, Дик совсем не мог молиться, словно внутри перекрыли кран.

Он отвратительно себя чувствовал. Хуже не было даже тогда, когда он в школьном карцере ждал прихода отца Андрео. Тогда он мог утешаться тем, что хоть где-то прав. Но ведь защищать слабых — это совсем не то, что тискаться с Бет при всяком удобном случае наедине и ссориться с ней каждый раз на людях. Ну, почему она все время его задирает? И почему он не может просто промолчать, когда она задирает кого-нибудь другого? Теперь они поссорились из-за рабочих гемов: те попробовали уговорить их перейти в протестантство, а Бет подняла их на смех. Ну да, ему самому и прежде казались глупыми все эти песенки, вроде «Господь Иисус, Тебя я люблю»… Песни Синдэна гораздо лучше. А что уж говорить о старинных гимнах, которые умела петь Бет… Когда она начала петь Magnificat, все аж замерли — так это было прекрасно… но…

Понимаешь, попробовал он объяснить потом, это очень хороший гимн, но если петь его так, как ты, то получится — ты одна должна петь, а все остальные слушать. Ведь никто так больше не может. А церковь — это же не опера, и молитва — не выступление. Но никто не знал и не должен был знать, что они ходили на молитвенное собрание гем-ячейки — ну, все и подумали, что он накатил на Бет и на всю классическую музыку просто так, не пойми за что. Он не был остроумным, и хорошие, меткие ответы приходили ему в голову только тогда, когда разговор уже заканчивался. Он понимал, что Бет вышучивает его на людях для того, чтобы никто ничего не подумал, но… симатта